Элайна Фокс - Строптивый ангел
Энджелл повернулся к отцу Эвы:
– Мистер Морланд, возможно, мне следует…
– Нет, подожди минутку, сынок, – невозмутимо проговорил тот и шагнул вперед. Он неторопливо положил руки в карманы и мягко обратился к Синклеру: – Роберт, ты можешь рассказать нам что-то серьезное о мистере Энджелле?
– Я не уверен, что это стоит делать, сэр, – негромко, но решительно вмешался Энджелл. – Не здесь и не сейчас. Ваши гости… – Он скользнул взглядом по Хендерсонам, сбившимся в тесную кучку на диване.
– Уверен, все будет в порядке, – спокойно сказал мистер Морланд. – Так в чем дело, Роберт?
Синклер обвел презрительным взглядом смущенную аудиторию.
– Что, пустил он вам пыль в глаза? – ухмыльнулся он, засунув больше пальцы в жилетные карманы. – Тогда мне будет в удовольствие снять с вас розовые очки, рассказав, кто он на самом деле. Я знал этого парня почти с пеленок.
Эва отвела взгляд от ухмыляющегося Синклера и посмотрела на Энджелла. К ее удивлению, он смотрел не на Синклера, а на нее.
– Энджелл… – начала она, вглядываясь в его лицо, но мощный голос Синклера заглушил ее слова.
– Так вот. Он вырос бы здоровым парнем и за него должны были дать приличную сумму на аукционе. Но Матесон был сентиментальным старым дураком. В общем, у мамаши этого парня была очень светлая кожа, и он увлекся ею.
Эва услышала громкий вздох матери, но не отвела взгляда от Энджелла. Он смотрел на нее, словно в пустоту.
– Я не понимаю, – спокойно обратилась она к нему. Ей хотелось, чтобы он заговорил, чтобы это мрачное выражение исчезло из его глаз.
Но вместо Энджелла отозвался Синклер.
– Вы не понимаете? – повторил он. – Что именно, мисс? Я могу вам объяснить.
Энджелл бросил на Синклера взгляд, полный ненависти и презрения.
– Отец этого парня был белым плантатором, – продолжал Синклер, – но мать – чернокожей рабыней. Значит, он черный. Вы пустили в дом негра и кормили его за своим столом! Это, вероятно, следствие ваших аболиционистских наклонностей, Морланд? Или вы настолько увлеклись идеями Антирабского общества, в деятельности которого участвовали, что готовы есть вместе с негром?
Раздался стук – миссис Хендерсон упала в обморок. Миссис Морланд бросилась к ней. Мистер Хендерсон быстро присел рядом, обмахивая ее носовым платком.
Каллум отступил к окну.
– О Господи, Господи, – бормотал он.
Эва обменялась с Харви и Присциллой ошеломленным взглядом, а после повернулась к Энджеллу.
– Энджелл? – проговорила она, "пытаясь проглотить застрявший комок в горле. Почему же он молчит? Почему не пытается защитить свое достоинство? Мысли путались у нее в голове.
Энджелл обвел присутствующих пустым, отстраненным взглядом.
– Вероятно, теперь мне следует уехать, – спокойно, словно речь шла о погоде, произнес он.
– В этом нет необходимости, – сказал Джулиус.
И тут Эву осенило.
– Так вот что знал Трейс?! – вырвалось у нее.
– Трейс! – взвизгнула миссис Синклер. – Это его он пытался убить! Бедняжка лишился глаза, да, Роберт?
– Верно, – удовлетворенно кивнул Синклер, – надсмотрщика звали Баррет Трейс.
«Баррет Трейс», – повторила про себя Эва. Мгновенно перед глазами возникло безобразное лицо с молочно-голубым бельмом. Так вот что за тайна, которой он шантажировал Энджелла! Всего лишь секрет его происхождения!
Эва почувствовала, как бешено заколотилось ее сердце. Она бросила взгляд на мать, присевшую на коленях возле миссис Хендерсон.
Присцилла сидела, положив подбородок на руки. За ней, положив ей руки на плечи, стоял Харви.
– Ничего не буду говорить про Баррета Трейса, – проговорил Энджелл в наступившей тишине, – кроме одного: убийство совершил он, а не я. Миссис Морланд, я приношу свои извинения. Простите, если навлек позор на вашу семью.
Фрэнсис, не поднимая головы, продолжала ритмично обмахивать миссис Хендерсон платком.
– Мистер и миссис Хендерсон, Каллум, – вас я тоже прошу простить меня, – продолжил Энджелл. – Присцилла… – Он слабо улыбнулся, затем вновь посерьезнел. – Харви. Ты всегда опасался, что я могу навредить вам.
Эва в ужасе смотрела, как Харви молча низко опускает голову.
И вот Энджелл повернулся к ней. Глаза его были печальны. «Ну, теперь ты видишь? – спрашивали они. – Видишь, что я недостаточно хорош для тебя?»
– Прости, Эва, – тихо сказал он. – Больше всего я виноват перед тобой. Я никогда не предполагал, что мне придется лгать тебе.
Она собралась было ответить, но не смогла выговорить ни слова. Мысли и вопросы метались в ее голове, но она все никак не находила подходящего ответа.
Энджелл повернулся и медленно направился к дверям.
– Куда ты уходишь? – наконец выговорила она, сделав шаг вперед.
Он остановился.
– Собирать вещи. Прощай, Эва.
Она неподвижно стояла, пока он не вышел из комнаты. Ноги словно вросли в пол, а сердце грозилось выпрыгнуть из груди. «Ну сделай же что-нибудь, дура!» – кричало все внутри. Но она не могла заставить себя сдвинуться с места и замерла, не отводя глаз от двери, в которую он только что вышел.
«Неужели я такая слабая, – внезапно пришло ей в голову. – Теперь, когда жизнь требует решительных действий, я ничего не могу сделать? Нет, я обязана остановить его! Я, и только я одна могу сделать это».
Позади раздался красноречивый кашель мистера Хендерсона.
– Я полагаю, учитывая обстоятельства, нам будет лучше уйти, – натянуто произнес он.
Эва медленно обернулась.
Миссис Хендерсон, пришедшая в себя, обвела комнату тусклым взглядом.
– Он до сих пор здесь?
Бледный Каллум, сжав руки, торопливо подошел к ней.
– Все хорошо, мама, мы уходим, – высоким взволнованным голосом проговорил он.
Наконец Эва поняла, что делать.
– Боже, – произнесла она, наблюдая, как ее мать с мистером Хендерсоном помогают миссис Хендерсон подняться. Затем она перевела глаза на Харви и Присциллу, скользнула взглядом по Синклерам.
– Мне стыдно за вас, – продолжила она, останавливаясь взглядом на мистере Хендерсоне.
– Мы уезжаем, – ответил ей мистер Хендерсон. – Скажите, чтобы закладывали лошадей.
Эва покачала головой.
– Нет, – сказала она, заметив, как мать поднимается, чтобы позвать Бенниса. – Нет, мама. Я хотела сказать кое-что прежде, чем они уйдут. – Она не была твердо уверена в правильности своих действий, но чувства, охватившие ее, были столь сильны, что промолчать она уже не могла. – Я вступалась за вас и была на вашей стороне все это время, – произнесла она недоверчиво. – И теперь я смотрю, как вы себя ведете, и мне стыдно. Как я была слепа! Всю жизнь я верила, что нужно стремиться к добру и низвергать зло. Меня научили в обществе, например вы, мистер Хендерсон, что люди делятся на хороших и плохих. И те и другие получают, что заслуживают. Я думала, – тут она нервно засмеялась, – что судить следует, опираясь на мораль и порядочность, а не на слепые правила и собственную спесь!
