Сьюзен Джонсон - Прикосновение греха
— Нам придется дать ей больше времени для отдыха, заметил Хуссейн, лаская пышную грудь Трикси, обрадованный ее ненасытным аппетитом. — Через час степень ее возбуждения снизится. Налей нам немного вина, Джамиль, пока мы будем ждать. Как ты думаешь, сколько времени понадобится, чтобы захватить в плен Пашу-бея?
Глава 12
Онемевший и ошеломленный, Паша стоял в дверном проеме спальных покоев шатра Хуссейна с кровью Джамиля на клинке кинжала. Ему вдруг стало тяжело дышать. «Почему нельзя убить одного и того же человека много раз?» — спрашивал он себя, глядя на мужчину и женщину на диване. Из-за обуревавшей его жажды мести он забыл, что для осуществления цели, ради которой сюда явился, у него есть всего несколько секунд. Он предостерегающе поднял руку, чтобы остановить Макриянниса, рванувшегося вперед.
Одержимый жаждой крови, он даже ощутил на губах ее солоноватый вкус.
Его ладонь с растопыренными пальцами взмыла вверх.
Но Макрияннис заставил его опустить руку и покачал головой, показав один палец.
Тишину в шатре нарушали только утробные звуки животного возбуждения: чуть слышные стоны женщины и тяжелое пыхтение мужчины.
Будь она проклята!
Будь проклят он!
Будь проклят весь мир развратных шлюх!
Сначала он отрежет Хуссейну яйца и, если позволит время, не откажет себе в удовольствии посмотреть, как тот изойдет кровью. Но Макрияннис в отличие от друга не потерял способности рассуждать здраво, и его кинжал, полоснув воздух из-за спины Паши, с быстротой молнии поразил мишень. Хуссейн повалился вперед. Клинок кинжала пронзил ему шею.
— Я не собираюсь из-за него умирать, — прошептал Макрияннис, бросаясь к жертве, чтобы ударом ятагана добить Хуссейна.
Паша метнулся к Трикси и зажал ей рот рукой. Ее широко распахнутые глаза были дикими, испуганными и затуманенными.
Проворно завернув ее в простыню, Паша углом ткани заткнул ей рот. Судя по всему, Трикси находилась в состоянии наркотического опьянения: не держалась на ногах, а ее глаза не фокусировали объекты, попадавшие в ее поле зрения. Чтобы кляп не вывалился, Паша примотал его ко рту Трикси вынутым из кармана шнуром. Им предстояло преодолеть пять сотен ярдов вражеского лагеря в абсолютном молчании. Он не имел права рисковать. К нему уже вернулось хладнокровие и способность рассуждать здраво.
Макрияннис завернул голову Хуссейна в алый халат и перекинул через плечо, указав ятаганом на выход». Паша кивнул. Зажав кинжал в зубах, он взял Трикси на руки. Оба имели при себе заряженные пистолеты.
Все стражники снаружи и внутри лежали с перерезанными глотками. Одетые в форму турецких унтер-офицеров, реквизированную у двух телохранителей Хуссейна, Паша и Макрияннис надеялись выйти незамеченными из ночного палаточного городка.
Двигаясь неторопливо, чтобы не привлекать внимания, затененными проходами между шатрами, они благополучно преодолели первые двести метров. В это время суток почти все воины спали. Обойдя солдата, вышедшего из палатки облегчиться, они свернули в сторону от другого, пьяной походкой возвращавшегося на покой. Но оказавшись в последнем секторе, лежавшем на их пути к отступлению, попали в поле зрения группы выпивавших у костра турок.
Справа от беглецов раскинулось море, слева расстилала вражеский лагерь. Им ничего другого не оставалось, как следовать прежней дорогой. Макрияннис, желая закрыть Трикси от посторонних взглядов, встал между Пашей и костром Оба они держали оружие на изготовку.
Когда до освещенного костром участка оставалось не более двадцати футов, к ним обратился, еле ворочая языком один из солдат.
— Уж не дамочку ли я с вами вижу? — выкрикнул он, отпустив нелестное замечание в адрес женщин, шляющихся в ночи.
— Мы ведем ее в караульную, — ответил Макрияннис не александрийском наречии.
— Я тоже родился в Александрии, — приветствовал его резво вскочивший на ноги египтянин и, с неожиданной прытью бросившись к Макрияннису, радушно обнял, как брата, с которым не виделся целую вечность. — Идите посидите с нами… давайте сюда вашу дамочку. У нас тут рома — залейся Говорят, Хуссейн в ближайшие дни выступать не собирается, так что торопиться нам некуда.
Говоривший не догадывался, насколько соответствовали действительности его слова, и, хотя Макрияннис попытался отделаться от приглашения, каждая его отговорка натыкалась на непреодолимое упрямство порядком захмелевшего человека. Вскоре к увещеваниям египтянина присоединился хор голосов его товарищей. Паше и Макрияннису ничего другого не оставалось, как уступить напору и подсесть к костру.
Еще при первом приближении к ним воина Паша убрал с глаз оружие, но держал его наготове, прикрыв краем простыни, в которую была завернута Трикси. Мужчины с опаской подошли к освещенной пламенем костра группе.
— Только по глотку, — объявил Макрияннис и, взяв предложенную ему бутылку, присел. — Нам утром заступать на первый дозор.
— Оставьте тогда нам вашу бабенку, — попросил лениво растянувшийся на земле солдат, пожирая Трикси масляными глазами. — Мы постараемся ей угодить.
— Прошу прощения, мы заплатили за нее непомерно большую цену, — искренне признался Макрияннис. — Это все, что нам досталось за Коуру, так что она пойдет с нами».
— Но вас всего двое, а нас — четверо, — угрожающе констатировал еще один подвыпивший солдат и многозначительно похлопал себя по тому месту на бедре, где должна была висеть сабля.
Паша и Макрияннис уже давно заметили отсутствие оружия у собравшихся. Ни один из воинов у костра не имел при себе холодного оружия, а их мушкеты лежали около палатки. У других шатров ни костров, ни движения не наблюдалось.
— Давайте не будем ссориться из-за женщины, — примирительно сказал Макрияннис, — коль ром льется рекой. Как вы думаете, когда закончится эта проклятая война? — продолжал он, передавая бутылку человеку рядом с ним.
Трюк сработал, темой беседы стало скорое покорение Греции.
Примостившись в тени, чтобы на него не падали отблески огня, Паша посадил Трикси к себе на колени, прислонив ее лицо к своей груди. Кляп у нее во рту ни у кого не вызвал интереса; женщины в их обществе были предметом потребления и потому продавались и покупались.
Бутылка рома несколько раз обошла круг. Вскоре из палаточного лабиринта вышел еще один воин и присоединился к пьяной компании, увеличив перевес сил в пользу врага.
Зная, что кровавое побоище в шатре Хуссейна, могут с минуты на минуту обнаружить, Паша пристально следил за движением луны в небе. Выждав еще какое-то время, показавшееся ему вечностью, он резко поднялся и сказал по-турецки:
