Миранда Невилл - Неистовый маркиз
— Вот как? — Кейн расплылся в улыбке. — Что ж, постараюсь это учесть. Однако должен заметить, что к некоторым вещам ты относишься очень серьезно. Например, к книгам. Предположим, мне в руки попало одно из изданий Кэкстона. Поскольку читать их ужасно скучно, я могу разодрать книгу на отдельные листы и использовать в качестве обоев для моей библиотеки.
Джулиана улыбнулась. Ее дед был бы шокирован подобным высказыванием. Для него любая книга являлась священным предметом, пусть даже она не представляла особой ценности. Да и Джозеф пришел бы в ужас от такой шутки.
С трудом удерживаясь от смеха, она спросила:
— Чего уж останавливаться на одной книге? Купи несколько томов и наклей страницы на стене в должном порядке. В этом случае ты сможешь использовать книгу как в качестве декора, так и для чтения.
— А что делать с переплетами?
— Кожу пятнадцатого века хорошо использовать для растопки камина.
— Дорогая, ты знаешь это по собственному опыту?
— Нет, конечно. Но я точно знаю, что кожа прекрасно горит. И лучше всего топить чем-то из классики.
— Чем именно?
— Я всегда считала, что наилучшие авторы для этой цели — Гораций и Вергилий в альдинском издании.
— А мне кажется, что Калл или Овидий дадут больше тепла, — с ухмылкой заметил маркиз.
Джулиана плохо знала названных авторов, но шутку Кейна поняла — эти римские поэты были известны своими эротическими произведениями.
— Я никогда не пыталась использовать их для растопки, но хотелось бы попробовать.
— Дорогая, неужели ты серьезно?! — в притворном ужасе воскликнул Кейн. — Наверное, тебя не следует пускать в мою библиотеку в холодный день.
— А если я очень захочу?
— Что ж, если очень… — Кейн сделал вид, что задумался. — Тогда, наверное, можно рискнуть. Если ты, конечно, надлежащим образом попросишь.
— Ты справедлив, как и все мужчины. Всегда готов командовать женщиной, но прислушиваешься к ее пожеланиям, если они высказаны осторожно и деликатно.
— Но я ведь не такой, как все остальные. Неужели не помнишь? Поверь, я вовсе не собираюсь навязывать тебе свою волю. И вообще, не усложняй себе жизнь, не пытайся деликатничать. Скажи прямо, чего ты хочешь?
Он пристально смотрел на нее, и взгляд его чудесных голубых глаз, казалось, завораживал, так что Джулиана замерла в предвкушении чего-то очень значительного… Впрочем, она прекрасно понимала, о чем он говорил, и ей было достаточно высказать свое пожелание.
«В самом деле, почему бы и нет?» — сказала она себе. Ведь Кейну было не так-то просто рассказать ей историю своих отношений с родителями, так что, наверное, его следовало как-то утешить и взбодрить, вернуть его к светлым сторонам жизни. Она подавила смешок, оценив то искусство, с которым уговаривала себя сделать то, чего ей самой очень хотелось.
Тут ей вспомнились их любовные утехи в гостинице — тогда они оба испытали истинное наслаждение, причем инициативу проявила именно она, Джулиана.
А Кейн по-прежнему смотрел на нее вопросительно. Потом вдруг улыбнулся и сказал:
— Что же ты молчишь? Скажи, чего бы ты хотела, и я буду счастлив исполнить твое желание.
— Ты действительно сделаешь так, как я пожелаю?
— В точности.
— Даже если я буду командовать?
— Я получу от этого удовольствие. Только скажи, что я должен делать.
— Я хочу, чтобы ты ничего не делал. Чтобы даже не двигался. Предоставь все мне.
Кейн поднял руки, давая понять, что сдается.
— Я весь твой, дорогая.
Похоже, он принадлежал ей, этот великолепный мужчина. Но что же она, Джулиана, собиралась с ним делать?
Глава 22
Столь неожиданная смелость со стороны Джулианы заинтриговала Кейна. Конечно, нельзя было назвать ее робкой женщиной, но сейчас она проявила слишком уж необычную решительность. Интересно, что она собиралась делать при ее-то явно ограниченном опыте?
Откинувшись на спинку сиденья, Кейн расслабился и, снова взглянув на Джулиану, с улыбкой сказал:
— Что ж, дорогая, жду с величайшим нетерпением. Только, пожалуйста, не тяни… — добавил он, усаживаясь поудобнее.
Она нахмурилась и заявила:
— Нет-нет, не двигайся, не шевелись.
— Слушаюсь, миледи.
«Что же она собирается делать?» — спрашивал себя Кейн. Он вдруг почувствовал, что ему стало жарко и душно. Конечно, день для апреля был довольно теплый, и карета у него была весьма комфортная, но не до такой же степени здесь жарко, чтобы задыхаться… Что же касается Джулианы, то он очень надеялся, что она сейчас начнет снимать с него одежду, а затем и сама разденется.
И тут она наклонилась, чтобы снять с себя дорожные башмаки. Однако прическа у нее, как ни странно, сохранилась, — вероятно, волосы ее надежно удерживали шпильки. Сняв башмаки, Джулиана поднялась на ноги. И в тот же момент карету сильно тряхнуло на дорожной выбоине. Пытаясь удержаться, Джулиана положила ладони на плечи Кейна — и вдруг замерла, словно задумалась. Судя по всему, эта поза навела ее на какую-то мысль.
Немного помедлив, она забралась на сиденье, затем опустилась ему на колени. И в тот же миг Кейн почувствовал, что все сильнее возбуждается, что, впрочем, было вполне естественно.
А Джулиана, усевшись поудобнее, взяла его лицо в ладони и прижалась губами к его губам. И было в этой женщине нечто такое, отчего даже самый обычный ее поцелуй становился необычайно страстным и возбуждающим, необычайно сладостным. Однако в этом не было ничего удивительного, ведь он, Кейн, давно уже понял: Джулиана — особенная, совсем не такая, как все другие женщины. Когда же поцелуй прервался, он улыбнулся и спросил:
— Мне позволительно поцеловать тебя в ответ?
Она чуть отстранилась и едва заметно нахмурилась — словно обдумывала его вопрос. И в эти мгновения она была столь восхитительна, что Кейн едва удержался — ужасно хотелось обнять ее покрепче и поцеловать.
Джулиана же наконец кивнула и произнесла:
— Да, позволительно. — И тут же снова прижалась губами к его губам.
«Что же я у нее спрашивал?» — промелькнуло у Кейна. Ему удалось вспомнить это лишь минуту спустя, когда Джулиана снова отстранилась. И тогда он привлек ее к себе и впился в ее губы, отвечая на поцелуй.
Затем Джулиана, осторожно высвободившись, немного приподнялась и стала развязывать его галстук. Он попытался помочь ей, но она, легонько ударив его по руке, заявила:
— Нет, я сама. Что, не понял?
Развязав галстук, она снова опустилась ему на колени.
— Умоляю, миледи, простите меня, — пробормотал Кейн. — Так что же вы?..
