Шерри Джонс - Четыре сестры-королевы
Теперь она ничего не может для него сделать. Ее не пускают на совещания из-за дружбы с Симоном. Генрих упрекает ее за его назначение в Гасконь, хотя, сказать по правде, решение Симона отправиться за море вместе с французами тоже ему не нравилось. Симон знает кое-какие секреты Генриха. Перед лицом опасности – не развяжется ли его язык для французского короля?
Громкий голос Генриха то доносится из казначейства, то затихает. Элеонора снова прижимает ухо к двери.
– Моя госпожа!
Она вздрагивает и отскакивает. Перед ней с дергающимися губами стоит единоутробный брат короля из Лузиньяна Уильям де Валенс.
– Сэр Уильям! – Она ненавидит свой нервный смешок – хихиканье ребенка, пойманного на чем-то нехорошем. – Что вы тут делаете?
Он вывешивает свою невыносимую фальшивую улыбочку, которую, Элеонора знает, приберегает специально для нее.
– Меня вызвали на совет.
Она даже не пытается скрыть своего ужаса. С самодовольным видом Уильям проталкивается в казначейство.
– Если хотите сохранить ваши слова в тайне, говорите тише, – слышит она его голос. – У дверей я застал кое-кого за подслушиванием.
С горящим лицом она бежит по лестнице в свои покои. Форчун, ее ястреб, поворачивает к ней голову и смотрит сквозь прутья клетки, подвешенной на крюк у кровати. Королева падает в кресло и глядит на огонь, следя за замысловатым танцем теней на стене. Участие Уильяма де Валенса не сулит Симону ничего хорошего. Эти двое возненавидели друг друга с тех пор, как Уильям женился на Жанне де Мюншенси, наследнице Пембрука. Уильям де Валенс самовольно захватил Пембрукский замок, хотя Уильям Маршал перед смертью подарил его Элеаноре Монфор. С тех пор Симон и Уильям де Валенс вечно враждовали, срывая заседания совета баронов криками и бранью. И жалобы Уильяма расстроили прежнюю дружбу Симона и Генриха. Издевательское «Карл Простоватый», например, произнесенное Симоном десять лет назад, Генрих уже давно забыл бы, если бы Уильям де Валенс так часто об этом не напоминал. Разрыв с Симоном мог грозить бедой. Элеонора не раз предостерегала Генриха, но он больше не слушает ее, как раньше. Теперь он внимает Уильяму, который наговаривает на нее, выпрашивая для себя всевозможные титулы, земли, расстраивая браки, которые Генрих готовил для родственников Элеоноры. Еще надо благодарить Бога, что дядя Питер вызвал в Англию три сотни савойских кузенов, племянниц и племянников. Элеонора подыщет им выгодные пары, и, когда понадобится, они поддержат ее.
Цель Уильяма ясна: настроить короля против королевы и ее родственников. Генрих, так ценящий семью и родных, упрощает ему задачу. Например, случай с дядей Бонифасом в церкви Святого Варфоломея. Элеонорин кузен Филип был свидетелем всего безобразного инцидента и рассказал, что там произошло, но у Генриха уже было мнение на этот счет. Он, как обычно побагровев, шагал по комнате и размахивал руками. Какой скандал, сказал он. После всего, что он сделал для ее семьи. Ах, если бы он послушал Уильяма и назначил архиепископом Кентерберийским их брата Эмера (Эмера, который и читать-то не умеет!). Но вместо этого он последовал совету Элеоноры. Словно она квочка, клюющая и направляющая его.
Элеонора сидела на кровати, засунув руки в горностаевую муфту. Она сцепила их от холода, заставляя себя сохранять спокойствие.
– Архиепископ Кентерберийский – высокий пост, – говорила она. – Не думаю, что Эмер справится.
– По крайней мере, он не будет ходить и убивать монахов! – закричал тогда Генрих.
– Как и дядя Бонифас.
– В церкви Святого Варфоломея твой дядя чуть не убил субприора.
– Это все сильно преувеличено.
– Он повалил его на пол!
– После того, как субприор набросился на него с палкой. Субприор – старик. Он, вероятно, сам упал.
– Твой дядя, Элеонора, вынул меч. Монахам пришлось удержать его, а то он бы заколол беднягу.
– Мой милый дядя и мухи не обидит, – хмыкнула Элеонора. – Как ты сам хорошо знаешь, вспыльчивый характер не всегда означает склонность к жестокости.
– Уильям говорит…
– Какое мне дело, что говорит Уильям? – перебила его Элеонора, забыв о сохранении спокойствия. – Мало ли что он несет? Почему ты слушаешь этого хвастуна – выше моего разумения.
– Он мой брат, – сказал Генрих.
Впервые его лицо захлопнулось перед ней, как железные ворота. Тогда Элеонора поняла, что отношения между нею и Генрихом изменились.
Если бы она не противилась назначению Ричарда наместником в Гасконь, Генрих, возможно, так не отдалился бы от нее. Учитывая его почтение к самому понятию семьи, ее выступление против его брата могло показаться ему в некотором роде ересью. А ее противостояние двум братьям было бы сродни кощунству.
Элеонора понимает это: она тоже почитает семью. «Прежде всего Бог, потом семья, потом страна», – таково было мамино последнее напутствие на проводах дочери в Англию. Но мама понимает, что преданность не должна быть слепой. Чем лучше человек все понимает, тем искуснее борется.
Элеонора видит Генриха совершенно ясно. И Симона тоже. Она видит, как они похожи, но и как различны – словно кремень и сталь, безопасные по отдельности, но высекающие искры при столкновении. Упрямством они стоят друг друга, оба одинаково вспыльчивы, одинаково честолюбивы. Она полагала, что лучше их держать на расстоянии друг от друга. Надеялась спасти Симона, послав его за пролив. А прежде всего она думала, как обезопасить Гасконь от загребущих рук Ричарда. Все-таки пост наместника нужно было предложить ему. Он мог бы договориться с мятежниками, и это обошлось бы дешевле, чем бесконечная война Симона. И если бы он уехал, это могло облегчить жизнь Санче.
Письма сестры все сильнее беспокоят. «Он стал очень груб со мной после смерти малыша». Хотя она вскоре снова родила сына, Ричард, похоже, потерял слишком много детей, чтобы привязаться к еще одному ребенку. «Он не обращает внимания на нашего маленького Эдмунда, чем разрывает мне сердце, потому что это чудесный мальчик, хотя и был зачат по-скотски».
«Зачат по-скотски». Элеоноре следует встревожиться или рассмеяться? Робкая Санча может перепугаться от вороньего карканья. Но почему она так мертвенно побледнела, когда Элеонора отказалась вернуть Гасконь Ричарду? От Элеонориного «нет» она отшатнулась, как от кулака Ричарда. Но Ричард не драчун. Он лучше всех в Англии умеет договариваться. И еще любит женщин, как стало ясно в прошлом году при встрече с Жанной де Валлетор. Ее появление на Санчином празднике с незаконнорожденным сыном Ричарда вызвало перешептывания в зале – которые баронесса, похоже, смаковала. Очевидно, она хотела напомнить Ричарду, кто его первенец. Но он, похоже, ничего не забыл: когда баронесса вошла, он тут же насторожился, как охотничий пойнтер.
