Анна Кэмпбелл - Завоевание куртизанки
– Ты не виновата в их смерти, Верити, – тихо сказал он.
Она смотрела ему в лицо, ожидая увидеть осуждение, гнев или отвращение, но синие глаза Кайлмора оставались серьезными, в них не было даже неодобрения.
Он говорил с такой уверенностью. Она вздохнула, подавляя рыдания.
– Клянусь, я не поощряла их. И все же они вышибли себе мозги из-за меня. Почему?
Он лучше других понимал чувство вины. Он знал, как оно разъедает душу. Разве он не страдал, не в силах помешать матери разорять имения и оплачивать политические амбиции?
Верити пережила годы ненависти и злобных сплетен о ее якобы фатальных чарах. Сплетники осуждали ее холодность и обвиняли в том, что она упивается своей властью над доверчивым и простодушным мужским полом.
– Они страдали от какого-то помешательства, ты была единственным объяснением их болезни, – медленно произнес Кайлмор, осторожно подбирая слова, чтобы смягчить ее боль. – В тот сезон в самом воздухе было что-то нездоровое. Я помню распущенность, огромные деньги, проигранные в азартных играх, бесстыдное распутство, дуэли со смертельным исходом. Сорайя с ее красотой и таинственностью была частью этого безумия. Но она не делала ничего такого, что бы заставило этих людей покончить с собой.
– Они умерли из-за меня, – прошептала она, пряча лицо. – Из-за того, кем я была и что я делала.
Жаждущая душа Кайлмора ликовала от того, что именно у него она искала утешения.
Горячие слезы обожгли его шею. И жадное желание навеки оставаться центром ее жизни угасло от неизмеримой жалости, охватившей Кайлмора. Он еще крепче обнял Верити.
– Пора простить себя, я уверен, что те беспокойные молодые люди уже давно простили тебя. Самоубийства были трагедией и жесткой напрасной потерей, но никогда не были твоей виной.
– Ты на самом деле так думаешь? – Ее робкий вопрос был едва слышен.
– Абсолютно в этом уверен.
Она лежала, успокоенная и усталая, такая хрупкая в его руках. Ему хотелось давать необычайные обещания, клясться в вечной верности, преподнести ей весь мир на золотом блюде.
Но он ограничился самым простым.
– А теперь спи, mo cridhe. Я буду оберегать тебя.
Глава 20
На следующий день, когда они с Кайлмором сидели в гостиной за поздним завтраком, Верити все еще была ошеломлена открывшимися перед ней блаженством и неведомой прежде любовью. Отдать себя, всю себя, было невероятным ощущением освобождения.
Преодолевая вялость, оставленную ночью страсти, в ней зрело новое чувство уверенности в себе. В эту минуту страсть, ум, смелость, красота Кайлмора принадлежали ей одной.
Что бы ни ожидало их в будущем, ничто не изменит того, что произошло между ними. Верити никогда не станет такой, какой была раньше. И Кайлмор тоже.
Когда-нибудь он все же уедет, чтобы занять по праву принадлежащее ему место в большом мире. Но никогда не освободится от нее.
Никогда.
День начался дождем, предоставляя идеальный предлог задержать герцога в постели. Верити обдумывала, какие невообразимые вещи она сможет проделать с его телом, когда они вернутся в ее комнату.
– Что это? – Он поднял руку и, перегнувшись через стол, начал перебирать ее пальцы.
Эти незначительные знаки их близости удивляли ее. Он всегда был страстным любовником, но она бы никогда не сказала, что он относится к людям, открыто проявлявшим свои чувства.
Он поднял глаза и взглянул на нее.
– Ты краснеешь, – с удовлетворением заметил он.
В этот день он особо проявлял свое самодовольство. Очевидно, она действительно плохо себя чувствовала, если находила это очаровательным, а не раздражающим ее.
Верити, улыбаясь, сделала глоток вина и внимательно оглядела комнату. Ее внимание привлек свирепо смотрящий на нее со стены олень.
– Знаете, – задумчиво сказала она, – эти украшения совсем здесь не к месту. Я никогда не представляла вас таким хвастливым охотником.
Кайлмор поставил бокал, вытер губы салфеткой и без всякого интереса посмотрел на траурные украшения.
– Это трофеи моего деда.
– Они не действуют на вас угнетающе, когда вы сюда приезжаете?
– Я не приезжаю. Я жил здесь с отцом, пока мне не исполнилось семь лет. С тех пор я сюда не возвращался. И если бы мне не потребовалось спрятать беспокойную любовницу, я бы сюда не вернулся. – На его лице появилось настороженное выражение, как обычно, когда она касалась его прошлого.
– Здесь неудобно, конечно, – равнодушно заметила она.
– Это чертова дыра, – коротко сказал он. – И я не хочу обсуждать это. Давай вернемся в постель.
Удивительно, как совпадали их мысли, она поставила свой бокал.
– Но мы встали всего лишь час назад.
Его черные брови недовольно сдвинулись.
– Это означает «нет»?
– Нет. – Затем, когда он еще больше нахмурился, добавила: – Это не «нет».
Он тихо рассмеялся, и этот низкий звук подействовал на нее как удар молнии.
– Не знаю, чем я заслужил тебя, – с чувством сказал он.
Она ответила ему таким же взглядом.
– И я не знаю. И не думайте, что вы всегда сможете пользоваться постелью, чтобы сбивать меня с толку.
– Почему же? У меня отлично получается.
Опять это самодовольство, черт бы его побрал. Он был так восхитительно доволен собой.
Но если он думал, что Верити забыла о своем любопытстве, то сильно ошибался. Прошлой ночью он заставил ее примириться с тем, что она сделала. В ответ на это ее любовь требовала избавить его от демонов. Если такое решение было вызвано чисто женской потребностью лучше узнать человека, которого она любила, пусть так и будет.
Что-то ужасное было похоронено в его прошлом. Он никогда не будет свободным, пока смело не оглянется назад.
Опираясь на его руку, она задумчиво вышла из гостиной.
Кайлмор, скрестив над головой руки, отдыхал и наблюдал за Верити. К его досаде она только что надела поверх изящно вышитой сорочки зеленое платье. Сорочка не скрывала прелести ее тела. А платье требовало от него, более богатого воображения.
Верити села за туалетный столик и начала расчесывать длинные блестящие волосы.
В ее теле ощущалась приятная боль, оставленная страстью, странное, незнакомое ей удовлетворение убаюкивало ее ум. День переходил в вечер. За окнами шел дождь, наполняя комнату холодным серым светом.
Хитрая улыбка появилась на пухлых губах Верити, когда в зеркале она поймала его взгляд. Она знала, что он не может насытиться ею, и чувствовала, себя колдуньей.
В ней была загадочная смесь искушенности и невинности. Последние несколько часов преобладала искушенность. Но на вершине наслаждения он заметил, как вспыхнули ее глаза, и этот взгляд проник прямо в его душу, которой, как он клялся, у него не было.
