Джоанна Линдсей - Погоня за счастьем
Он припал губами к ее ладони и обнаружил, что теперь она стала намного теплее.
— Правда?
Линкольн вскинулся. Голос слабый, хриплый, но Мелли смотрит на него! Она вернулась! Он не знал, плакать или смеяться. Но вместо этого радостно завопил:
— Да!!
Дверь немедленно распахнулась, и в комнату набилась едва ли не половина родственников. Все прижимались к массивным створкам, стараясь подслушать, что говорит Линкольн, и, когда Локлан неожиданно повернул ручку замка, ввалились в комнату.
Пока Кимберли обливала слезами дочь, Локлан отвел Линкольна в сторону:
— Как тебе это удалось?
— Я солгал, — объяснил тот, очевидно, ничуть не раскаиваясь. — Сказал, что вы дали нам свое благословение.
До Локлана не сразу дошло, что случилось, но поняв, он разразился хохотом.
— Это не ложь, парень. Каких еще доказательств мне искать? Ведь она не задумалась прыгнуть в воду, чтобы тебя спасти! Больше я не могу препятствовать вашей любви. Моя дочь не может жить без тебя. Только с тобой она будет счастлива.
Хотя Линкольн был рад слышать это, все казалось не важным по сравнению с тем, что Мелисса снова с ними. И хотя он верил, что она поправится, и помыслить не желал об ином исходе, все же такая вероятность была.
Он протиснулся между Макферсонами, собравшимися вокруг постели Мелиссы, как раз вовремя, чтобы услышать вопрос Адама:
— Что это с твоим голосом, девочка?
— Слишком громко кричала, зовя на помощь, вот и сорвала голос. Горло до сих пор саднит. Но я бы выпила немного воды.
— По‑моему, ты и без того наглоталась ее достаточно, — многозначительно заметил Джонни. — Как насчет подкрепляющего глоточка виски?
— Ох, Джонни, некому тебе уши надрать, — пожурила Кимберли. — Иди и прикажи кухарке приготовить чай с медом. Мед хорошо успокаивает горло.
Джонни неохотно удалился, но, поскольку встретил слугу в коридоре, немедленно вернулся обратно и объявил:
— Неподкрепляющий напиток сейчас будет.
— Так что же все‑таки случилось? — допрашивал Адам. — Ты прекрасно плаваешь? Почему же сразу пошла ко дну?
Мелисса вспыхнула.
— Что‑то задело мою ногу. Возможно, это была всего лишь юбка, но я сразу потеряла голову. Словно ожили худшие кошмары, и я, кажется, потеряла сознание.
— Нашла где его терять? — пожаловался Йен Шестой, который, кажется, состарился лет на десять, пока бежал к Мелиссе, сознавая, что уже может быть поздно. А потом, когда она не пришла в себя…
— Тут ты прав, — улыбнулась она.
— И что тут смешного? Она крепко сжала его руку.
— Просто хорошо сознавать, что дракон не существует или просто не считает нужным нас замечать.
— Ты по‑прежнему думаешь, что он живет на дне? — неверяще ахнул Йен Четвертый.
— Я знаю, что нет там дракона. Понимаю умом. Но ребенок во мне отказывается этому верить. Впрочем, я пошутила. И знаю, что его больше нет. Мой Линк избавился от него раз я навсегда.
Локлан удивленно спросил:
— И каким же это образом?
— Он сказал, что убил его.
— И ты поверила?
— Конечно.
Локлан с сомнением покачал головой. Мелисса улыбнулась:
— Все дело в том, чему ты хочешь верить, па. В моем воображении навсегда запечатлелся мертвый дракон, медленно опускающийся на дно, откуда больше никогда не всплывет. И хотя я знаю, что его никогда не было, ребенок во мне теперь тоже в этом уверен.
Глава 49
До чего же было странно находиться в окружении Макферсонов и не встречаться с подозрительными, пренебрежительными, злыми взглядами. Ситуация была одновременно необычной и обескураживающей, особенно еще и потому, что все их претензии к нему словно рукой сняло. Неужели они решили позволить чувствам Мелиссы взять верх над их опасениями?
Многие Макферсоны вернулись к себе, чтобы сообщить родным о предстоящей свадьбе. Остальные задерживались в Крегоре, очевидно, собираясь погостить подольше. Почему? До сих пор не доверяли ему? Или потому, что не имели жен или любовниц, к которым могли бы поспешить, и здесь было куда веселее?
Линкольн ни словом не отметил такую внезапную перемену по отношению к нему. Но все было так, словно его в самом деле приняли в семью, как и обещали, в том случае, если он станет мужем их племянницы. Правда, они еще не были женаты, но благословение Макгрегора в их глазах было крепче любых брачных уз. Теперь он один из них. Повезло же дьяволу!
Но его обиды так легко не забывались. По крайней мере сам Линкольн был в этом убежден. Именно его избили тогда до полусмерти! Именно он потерял лучшего друга! Они просто избавлялись от назойливой мошки, какой считали его. Он же лишился друга, дома… матери.
И теперь был уверен, что не забудет и не простит. Правда, эта уверенность несколько поколебалась, когда в один прекрасный день к нему подошел Дуги.
Линкольн впервые остался наедине со старым другом. Перед тем как идти спать, он поговорил с Локланом. Тот посвящал его в планы Мелиссы и Кимберли.
Мелиссе было приказано лежать в постели, но хотя сегодня она все же поднялась, малейшее напряжение ее утомляло. Очевидно, несостоявшаяся встреча со смертью сильно ее ослабила.
Заметив это, Локлан, к величайшей досаде Мелиссы, немедленно отослан ее в спальню, поэтому Линкольну так и не удалось с ней поговорить. Пока что его допустили в ее комнату всего один раз, да и то, когда она лежала без сознания. Очевидно, больше родители не намеревались проявлять подобную снисходительность.
Линкольн решил выпить подогретого бренди, а уж потом ложиться. После купания в озере простуда снова вернулась, но ненадолго. Бренди — всего лишь способ окончательно прогнать болезнь.
Через несколько минут после ухода Локлана в гостиную вошел Дуги, словно специально дожидавшийся, пока Линкольн останется один. Правда, дальше порога не ступил. Остановился в дверях, словно сомневаясь, стоит ли идти дальше. Линкольн видел, как Дугал борется с собой, прежде чем решительно направиться к камину, где стоял он сам. Что бы там ни было у него на уме, он, очевидно, не собирался отступать.
— Я хотел спросить, не сможем ли мы снова стать друзьями, — без обиняков выпалил он.
— Нет.
Дугал мгновенно сник, отвернулся, но все же нашел в себе силы спросить:
— Может… может, когда‑нибудь ты все же передумаешь?
— Нет.
Дугал тяжело вздохнул и сделал было шаг к двери, но Линкольн как ни в чем не бывало осведомился:
— Ты всегда веришь тому, что слышишь?
Дугал снова повернулся, на этот раз широко улыбаясь.
— Опять дразнишься?
