Александр Дюма - Полина; Подвенечное платье
Она оставила сад и вошла в комнату матери. Здесь ей открылся целый мир воспоминаний. Все в этой комнате было как при баронессе. Цецилия, зная теперь, что не проведет всю жизнь в Хендоне, хотела сама себя обмануть. Находясь в этой комнате, где жили воспоминания, где смерть не изменила ничего, Цецилия легко могла представить, что мать ее лишь на минуту покинула комнату и в любой миг могла вернуться.
После смерти баронессы Цецилия целыми часами просиживала здесь, проливая слезы – это истинное утешение, дарованное Творцом человеку, рожденному для горя. Но случаются минуты, когда эти отрадные слезы высыхают, как источник, и тогда сердце разрывается на части, что-то теснит в груди, несчастный ждет слез, как росы небесной, но их нет… Однако, если хотя бы одно воспоминание представится уму в эту минуту, хотя бы один звук напомнит любимый предмет, онемелость сердца исчезает, слезы появляются в глазах, рыдания вырываются из груди, и человек в самом горе находит утешение.
Этот живительный источник слез Цецилия находила на каждом шагу в комнате своей матери.
Напротив дверей стояла кровать, на которой баронесса скончалась; в изголовье висело распятие, к которому она приложилась после исповеди; в фарфоровой вазе между окнами была та лилия, с которой она умерла, – этот цветок, поблекший и увядший, теперь и сам умирал. На камине лежал кошелек с несколькими монетами, в двух чашках были ее обручальные кольца, на стене висели часы – они, забытые среди всеобщей горести, остановились, как сердце, переставшее биться; комоды, ящики, платья – все говорило о баронессе. И с этой комнатой девушке предстояло расстаться, с комнатой, где мать ее невидимо присутствовала во всем, что там находилось. Оставляя это место, Цецилия будто вновь расставалась со матерью.
Но нельзя было противиться воле маркизы, она теперь стала ей вместо матери. Госпоже ла Рош-Берто предстояло вести Цецилию к неизвестной цели, предначертанной Провидением.
Цецилия отыскала свой альбом. И, словно не доверяя себе, она срисовала кровать, камин, мебель, а потом и саму комнату.
Когда день уже клонился к вечеру, девушка позвала горничную и послала ее просить позволения у маркизы проститься с могилой матери.
Баронессу похоронили на протестантском кладбище, на котором не было ни крестов, ни памятников; ничто не говорило ни о личности мертвых, ни о благочестии и любви живых. Но все же могила госпожи Марсильи отличалась от прочих: она находилась в самом углу кладбища под ветвистыми, вечно зелеными пихтами, на черном кресте белыми буквами были начертаны ее имя и фамилия.
Цецилия упала на колени перед могилой матери и поцеловала свежую землю. Сюда она собиралась перенести из сада свои лучшие розы и лилии – будущей весной она смогла бы насладиться их упоительным ароматом. Но пришлось отказаться и от этого утешения – надо было проститься со всем: с садом, комнатой и могилой.
Цецилия принялась срисовывать могилу матери. Пока она рисовала, образ Генриха не раз возникал в ее воображении. Девушке почему-то казалось, что за это время он сделался ей ближе. Несмотря на печальные обстоятельства, которые теперь разлучали их, Генрих де Сеннон был ей необходим больше, чем прежде. Ее думы походили на озеро, взволнованное бурей. Но вот ветер стих, и в эти прозрачные воды вновь можно было смотреть, как в зеркало.
Воображение Цецилии так разыгралось, что ей показалось, будто Генрих живет не в одних только воспоминаниях, но находится сам подле нее… Вдруг где-то сзади зашелестели листья, она обернулась, и перед ней возник Генрих.
Мысли о нем были так живы, что Цецилия нисколько не удивилась его появлению.
Неужели, милый читатель, не случалось с вами такого, что вы, не видя своей возлюбленной или возлюбленного, сердцем чувствовали, откуда он или она подойдет и с какой стороны подать ей или ему руку?
Генрих все это время не был в Хендоне и теперь приехал один, но не для того, чтобы навестить маркизу, нет, он не имел такого намерения. Он хотел попасть на могилу баронессы, где мог встретить Цецилию. Случай довершил остальное. Отчего же эта мысль не пришла в голову Эдуарду?
Цецилия, обыкновенно не решавшаяся поднять глаз при Генрихе, протянула ему руку. Пожимая ее, юноша сказал:
– Как я плакал о вашем горе, не смея плакать вместе с вами.
– Генрих, – сказала Цецилия, – я очень рада, что увидела вас.
Генрих поклонился.
– Да, – продолжала девушка, – я о вас думала и хотела просить вас об одной услуге.
– О, говорите, ради бога! – воскликнул Генрих. – Располагайте мной, умоляю вас.
– Мы уезжаем, Генрих, мы оставляем Англию, надолго, может быть… Может быть, навсегда…
Голос Цецилии дрогнул, крупные слезы покатились по щекам. Она сделала над собой усилие и продолжала:
– Генрих, я поручаю вам могилу моей матери!
– Цецилия, – с чувством произнес Генрих, – Бог свидетель, что эта могила для меня так же священна, как и для вас, но я тоже оставляю Англию, может быть, надолго, а может быть, навсегда.
– И вы? Куда же вы едете?
– Я отправляюсь… я еду во Францию! – ответил Генрих, краснея.
– Во Францию… – прошептала Цецилия, не сводя глаз с молодого человека.
Потом, чувствуя, что и сама краснеет, она опустила голову и прошептала еще раз:
– Во Францию!
Это слово перевернуло судьбу Цецилии, озарило всю ее будущность.
Генрих отправлялся во Францию! Теперь она даже захотела жить там. Франция была ее родиной, а Англия лишь приютила ее на время. Она вспомнила, что только во Франции говорят на ее родном языке, на котором говорила ее мать, на котором говорит и Генрих.
Она вдруг ясно осознала, что жизнь на чужбине, как бы хороша она ни была, – это изгнание. Девушка вспомнила, что за несколько дней до своей смерти мать произнесла такие слова: «Как бы я желала умереть во Франции!»
Странное могущество одного слова разорвало завесу, скрывавшую необозримое пространство.
Больше Цецилия не спрашивала Генриха ни о чем, и когда горничная заметила ей, что уже поздно и скоро совсем стемнеет, то она простилась с молодым человеком и покинула могилу матери.
Уходя с кладбища, девушка обернулась и увидела, что Генрих сидит на том самом месте, где сидела она.
У ворот юношу дожидался слуга с двумя лошадьми. Это было доказательством того, что Генрих приезжал, как он сам говорил, лишь с одной целью – поклониться праху матери Цецилии.
Глава II
Отъезд
Когда Цецилия вернулась, маркиза принимала господина Дюваля, и, хотя банкир и ее бабушка тотчас прекратили разговор, девушка догадалась, что банкир привез госпоже ла Рош-Берто денег.
Уезжая из Хендона, господин Дюваль предложил маркизе остановиться в его доме, когда она будет проездом в Лондоне. Госпожа ла Рош-Берто поблагодарила его, но заметила, что еще прежде получила подобное приглашение от герцогини де Лорж и так как она рассчитывала провести в Лондоне не более двух дней, то, вероятнее всего, остановится в гостинице.
![Морли Каллаган - Подвенечное платье [Сборник рассказов]](/uploads/posts/books/237639/237639.jpg)
![Морли Каллаган - Подвенечное платье [Сборник рассказов]](/uploads/posts/books/237716/237716.jpg)
