Наталья Шатрова - Последняя любовь Аскольда
– Погоди немного, – продолжила она, – должен из Киева приехать гонец. Если князь Олег возьмет город, то туда и сын мой поедет и тебя попутно довезет. А одной в столь долгое путешествие ехать не след, мало ли татей на дорогах бродит.
– Я подумаю, – ответила Ярина, понимая все же, что не сможет отказаться от заботливого предложения княгини.
Ярина вернулась к себе и села за прядение, единственное из многочисленных женских дел, которое она умела делать вполне сносно. Плохо, что она не может выйти за пределы усадьбы для сбора трав.
Ярина боялась признаться знатным хозяевам в том, что владеет мастерством ведуньи, страшась отпугнуть от себя суеверную княгиню, которая так ласково к ней относится.
Ярина просидела за работой до вечера. В сумерках княгиня пригласила ее на ужин, прошедший в разговорах ни о чем. Обе боялись завести речь об отъезде. Наскоро поев, Ярина вернулась в свои покои, лениво сняла с себя верхнюю рубаху и прилегла на свое ложе.
Почувствовав сквозь сон прикосновение к лицу и груди, Ярина испуганно приподнялась и увидела перед собой Бажана. Он поспешно приложил палец к губам, предлагая не поднимать шума.
Она и не собиралась кричать. Просто казалось невероятным, что он сам пришел к ней. Но думать, почему и как, не хотелось: любимый рядом – и это все, что ей нужно. Ярина, увидев князя, тут же забыла, что собралась уезжать, чтобы больше никогда не поддаваться его чарам. Но нет, она никогда не сможет сказать ему «нет».
Ярина завороженно смотрела, как в лунных бликах посверкивает золотая змейка в ухе Бажана – он носил ее с детства от сглаза, – и сердце наполнялось щемящим чувством любви и покорности, страсти и неги. Жизнь больше не казалась тоскливой и мрачной, и верилось, что все будет прекрасно.
Бажан не спеша снял с Ярины рубаху. Затем разделся сам. Пристроившись на ложе, он принялся исследовать руками каждый уголок тела женщины, которая млела от страсти и сама ощущала под своими ладонями шрамы на груди и плечах любимого. Губы Бажана заскользили от женской шеи на грудь и далее вниз по телу, не оставляя без внимания ни уголочка сладкой плоти.
Оба постанывали в блаженстве, чувствуя, как в них разгорается сметающий стыдливость, распаляющий желание огонь. Казалось, даже дыхание вслед за телами слилось в одно мощно пульсирующее, восторженное нечто. Они забыли обо всем, отдавшись всепоглощающей страсти.
После утоления любовного голода лежали молча, смотрели в дощатый потолок. Ярина отдала бы все на свете, чтобы прочитать мысли Бажана. В сердце теплилась слабая надежда: может, он все же любит ее? Иначе зачем пришел в покои ночью? Разве мало рабынь и холопок, готовых в любое время ублажать своего господина?
Ярина смотрела на любимые черты лица: твердый подбородок с коротко стриженной бородкой, открытые глаза и чуть вздернутый нос. Неужели она опять ошиблась и ей суждено вечно страдать от неразделенной любви? Неужели только ее тело притягивает этого сильного человека, вызывая в нем похотливую страсть? Неужели он не понимает, что она желает разделить с ним жизнь, быть ему опорой в радости и горестях, следовать за ним везде и всюду?
А Бажан невольно вспоминал ту, похожую на Ярину женщину, вспоминал об опрометчиво данной клятве жениться на ней. Он дал ее на капище Рода и тогда же принес большую жертву, чтобы всесильный бог помог ему найти девицу, спасшую его от смерти. И теперь эта клятва связывает его, не дает в полной мере любить прекрасную женщину, лежащую рядом.
Клятва есть клятва, и он не может нарушить ее даже под страхом смерти. Но видит Род, он старался выполнить ее, он объездил свою вотчину, побывал и в других землях, разыскивая женщину с черными волосами и синими глазами, способную к врачеванию. Он устал, он замучился искать ее!
И разве не богиня Лада столкнула на жизненном пути их с Яриной? Может быть, ее объятия помогут забыть о клятве, помогут не мучиться, не страдать? Ведь он не может больше жить без нее, без запаха ее сладких волос, без ее жаркого податливого тела.
Как бы в ответ на его мысли Ярина легонько обняла любимого. Бажан очнулся от невеселых дум, прокашлялся и спросил:
– Матушка сказала, что ты желаешь уехать. Это верно?
Слова прозвучали в тишине спокойно и обыденно, будто говорившему было все равно, какой он услышит ответ. Ярина откинула голову на подушку и украдкой смахнула с глаз предательски выступившую слезу. Сколько еще он будет ее мучить?
Ярина постаралась придать голосу такое же равнодушие, какое услышала в вопросе.
– Да. Я и так загостилась у вас и хотела бы вернуться в Киев.
– Когда же ты собираешься в дорогу?
– Княгиня сказала, что ты ждешь своего гонца из Киева. Если весть будет благоприятна для меня, то я сразу хотела бы тронуться в путь.
Вот, значит, как, он мучается, не знает, что делать, а она говорит так, будто происходящее с ними мало ее волнует, будто встречи-расставания для нее обыденны и не имеют никакого значения.
Бажан повернулся лицом к женщине и, увидев ее спокойное белое лицо на подушке, почувствовал болезненную щемящую тяжесть на душе. Нет, он не сможет вот так просто отпустить ее.
– Ярина, не покидай меня, – тихо сказал он.
– Ты предлагаешь мне выйти за тебя замуж? – робко произнесла женщина.
Она тут же ужаснулась своего бесцеремонного вопроса, услышав, как Бажан застонал.
– Ярина, пойми, я связан клятвой. Я обязан жениться на другой девице.
Ярина растерялась. Неужели он предлагает ей жить с ним как рабыне? Сердце женщины оборвалось, и она зарыдала, не в силах все взвесить и ответить достойно, как подобает вдове воеводы отвечать на непристойные предложения. Она была порабощена своей любовью и проклинала себя за неспособность противостоять бурному натиску страсти, которую вызывает в ней этот бесчувственный человек.
Бажан лежал рядом, не зная, как успокоить ее. Он чувствовал себя виноватым, и действительно был виноват, и страдал от этого. Но что же делать? Клятву, произнесенную вслух, не выбросить, сказанного слова не воротишь.
Наконец Ярина, выплакавшись, взяла себя в руки, встала с ложа и принялась одеваться. Натянув рубаху, она повернулась к князю.
– Ты предлагаешь мне жить с тобой без обряда? Но я свободная женщина, вдова. Как я буду смотреть в глаза твоей матери, челяди? Они будут смеяться надо мной. Да, я люблю тебя, но не знаю, смогу ли вынести презрение твоих домочадцев. А если у нас будут дети? Ведь их тоже никто не будет уважать…
Голос ее дрожал от обиды и возмущения. Она прервала свою речь и отошла к оконцу, уставившись мутными от слез глазами на луну – впору самой завыть, как собаке.
