Джейн Остен - Разум и чувства
Сообщение об этой невероятной помолвке настолько потрясло Марианну, что она не сразу смогла справиться со своими чувствами и выяснять детали. Помолчав, она спросила у Элинор:
– Когда ты узнала об этом?
– Я знаю об этом уже четыре месяца. Когда Люси в первый раз пришла к нам в Бартон-Парк в ноябре, она сказала мне по секрету о своей помолвке.
Глаза Марианны наполнились слезами, а губы затряслись, и она произнесла:
– Четыре месяца?!!! Ты знала об этом четыре месяца?
Элинор молча кивнула.
– Что!? В то время, как ты помогала мне во всем моем несчастии, что же происходило с твоим собственным сердцем? И я еще обвиняла тебя в том, что ты счастлива!
– Но я не могла тогда тебе всего рассказать.
– Четыре месяца, – повторила Марианна, – Так терпеливо и мужественно молчать! Как же ты выдержала?
– Я чувствовала, что должна выполнить свой долг. Я поклялась сама себе, что буду хранить эту тайну, чтобы не случилось, и как могла оберегала нашу семью от этой печальной новости.
Марианна от удивления не могла произнести ни слова.
– Несколько раз я пыталась переубедить нашу маму и тебя, – продолжала Элинор, – Но намеков с моей стороны оказалось недостаточно, а сказать всю правду я не могла.
– Четыре месяца! И все то время ты любила его!
– Да. Но я любила не только его. Так же и дорогих мне людей! Я была рада защитить их от того, с чем столкнулась сама. Теперь я могу говорить и думать об этом с легким сердцем! Я не дала тебе повода переживать из-за меня, и могу тебе сказать, что сама я уже и не страдаю! Опору я нашла в самой себе. И я не виню Эдварда в том, что произошло. Я искренне желаю ему семейного счастья и всегда считала его человеком слова, хотя именного из-за этого мы теперь не можем быть вместе. Но я уважаю его выбор, хотя и не считаю Люси достойной для него партией. Она, похоже, не располагает умом, а это тот фундамент, на котором все и строится. И после всего этого, Марианна, увы, как можно верить в то, что мы любим раз и навсегда?! Это не про нас! К сожалению, так не бывает, хотя и должно быть! Эдвард женится на Люси, и совсем скоро он забудет, что когда-то мечтал о другой!
– Если ты способна в такой ситуации так здраво рассуждать и спокойно говорить об этом, – сказала Марианна, – если ты считаешь, что такую потерю будет легко восполнить, мне остается только позавидовать или даже посочувствовать твоему самообладанию.
– Я понимаю, ты считаешь, что я никогда по-настоящему и не любила его? Что же касается четырех месяцев, Марианна, то я все это носила в себе все эти месяцы, оберегая вас от удара, который принесет вам горькая правда. Я хотела вас подготовить. Хотя меня к этому известию не готовил никто! Наоборот, Люси со злорадством, как мне кажется, наблюдала мою реакцию. Мне пришлось выдержать не только исповедь этой персоны, но и слушать ее мнение об этом! И не раз… Я выслушивала ее надежды, она просила совета… Я понимала, как мое счастье с каждым днем уплывает от меня все дальше и дальше. Да, он был помолвлен с другой, но при этом был не безразличен и ко мне! Я молча сносила упреки его сестры, пренебрежение его матери и что же? Я получила достойную награду! И ведь все это свалилось на мою голову, именно тогда, когда, ты мне сказала, что я везучая! Если ты только считаешь меня способной на какое-либо чувство, то ты понимаешь, как я сейчас страдаю! И состояние мыслей, в которое я все привела, чтобы сохранить себя, и соболезнования, которые мне были бы так нужны, – все это было одной нескончаемой душевной болью! Если бы я не дала себе обет молчания, я просто не смогла бы все это выдержать! Ведь даже, когда я находилась только с моими дорогими друзьями, то и тогда мне нельзя было открыться, насколько я несчастна!
Марианна была почти полностью подавлена словами сестры.
– Элинор! – вскричала она, – Я уже почти возненавидела себя! Как же я жестоко относилась к тебе, к той, которая была моим единственным утешением, которая выросла со мной во всех этих иллюзиях и которая только одна могла страдать за меня! Разве это моя благодарность? И есть ли что-то такое, что я могла бы тебе вернуть, потому что ты с достоинством плакала обо мне и не могла оплакать себя!
Растроганная Марианна была готова на все, лишь бы искупить свою вину перед сестрой, и Элинор попросила ее не обсуждать эту тему с общими знакомыми и друзьями, при встречах с Люси сделать вид, что ничего не произошло, а при встречах с Эдвардом по-прежнему проявлять к нему прежнее дружеское расположение.
Это было волевое решение, но все равно Марианна чувствовала, что она так ранена, что никакие лекарства ей уже не помогут.
Она сдержала свое обещание не подавать виду – смогла выслушать все, что миссис Дженнингс рассказала ей о случившемся, не скрывая от нее ничего, и даже раза три повторила «да, сударыня». Она слушала ее, не обсуждая Люси, только переходила от одного кресла к другому, и когда миссис Дженнингс начала рассказывать о чувствах бедного Эдварда, то едва сдержала нервный ком сдавивший ее горло. Такое самопожертвование сестры сделало Элинор еще более решительной.
На следующее утро сестер ждали новые испытания, с визитом пришел их сводный брат, который спешил поставить их в известность по поводу страшного происшествия, которое стоило бессонной ночи его несчастной супруге.
– Вы уже слышали, я надеюсь, – произнес Джон с драматической скорбью, устраиваясь поудобнее на стуле, – о весьма шокирующем случае, который имел место быть в нашем доме вчера?
Они все посмотрели на него со вниманием, но никто не проронил ни слова.
– Моя бедная Фанни – он продолжал, – сейчас очень страдает. Миссис Феррарс тоже, сказать вкратце, настолько расстроена, что не сомневаюсь, поднимает бурю, которая, надеюсь, минует многих из нас! Бедная Фанни! Она просто истерзана горем! Но не принимайте всё так близко к сердцу. Доктор сказал, что физически она абсолютно здорова. Но вот душевно… Она преодолевает свои мучения с мужеством ангела и говорит, что никогда теперь не сможет хорошо думать о людях! И это вполне понятно после такого обмана! Встречаться с такой любезностью, с такой показной добротой и с такими доверительными отношениями! Это было против ее воли, но она всё-таки указала на дверь этим двум особам. Прежде всего, потому, что решила, девицы воспользовались ее добротой! Были такие безобидные, такие смирные воспитанные девочки, такие услужливые! Мы так хотели пригласить тебя и Марианну пожить у нас, пока Ваша добрейшая миссис Дженнингс уделяла внимание своей дочери. Но были вынуждены пригласить этих девиц. И вот теперь все так испорчено! «Уж лучше бы, – сказала бедная Фанни, – мы пригласили бы к себе твоих сестер вместо этих двух!..
