Томас Шерри - Идеальная пара
Если бы только она зачала! Если бы. Если бы. Если бы.
Как отчаянно она этого желала! Она грезила, молила Бога, взывала об этом с упорством огородных сорняков. Беременность стала бы ответом на ее молитвы, боевым кличем, отправной точкой, из которой бы мигом вышла дорога в будущее.
Но этого не случилось.
– Значит, ты вернешься в Нью-Йорк? – пробормотала она, едва удержавшись от горестного вздоха.
– Скорее всего следующим же пароходом. Мои инженеры очень обрадованы тем, как продвигается дело с автомобилем. А бухгалтеры уже пускают слюнки в предвкушении доходов от капиталовложений – учитывая, как подскочили цены на фондовой бирже. – Тремейн говорил все это с таким видом, словно его отъезд не имел ничего общего с концом их отношений. – Если вдруг надумаешь приобрести парочку железных дорог, приезжай в Штаты в конце этого или в начале следующего года.
– Буду иметь в виду, – пролепетала Джиджи.
Он поднялся. Она тоже встала.
– Теперь тебе придется остерегаться юных охотниц за богатыми мужьями. – Джиджи заставила себя улыбнуться, хотя сердце ее, казалось, разорвалось от боли.
– И охотниц за титулами тоже. – Камден тихонько рассмеялся. – А также тех, кто просто без ума от того, как я хожу и говорю.
– Да-да, этих в особенности надо остерегаться. «Не плачь. Только не сейчас».
И тут вдруг Джиджи поняла, что теперь именно она держится за него, а не наоборот. Да, она судорожно сжала его руки.
«Отпусти его, – мысленно приказала она себе. – Отпусти, отпусти. Отпусти».
Несколько секунд спустя она повиновалась своему приказу, но торжество воли тут было ни при чем – просто ей вдруг пришло в голову, что она не имела никакого права удерживать его.
– Тогда… до свидания, – пробормотала Джиджи. – Благополучного тебе плавания.
– Будь счастлива, – с серьезной торжественностью проговорил Камден. Чмокнув жену в щеку, добавил: – Расставание всегда навевает светлую грусть.
Джиджи не понимала, что может быть светлого в грусти, от которой грудь саднило так, будто ее все еще трепещущее сердце терзали когти Цербера. Увы, она могла лишь беспомощно смотреть, как Камден исчезает из виду, исчезает из ее жизни.
Глава 26
Лондон, 25 августа
«Милая, дорогая Филиппа!
Прости, что мое письмо пришло только сейчас. Последние два дня освещение хотя и стало более рассеянным и холодным по сравнению с серединой лета, к концу дня приобретает удивительный золотистый оттенок Мисс Карлайл считает, что я заметно продвинулся в работе над «Полднем в парке».
Все потихоньку подтягиваются в Лондон. Вчера вечером я обедал у Карлайлов и выставил себя совершенным болваном, сознавшись, что две недели просидел в городе. Все остальные хвастаются, как весь август стреляли куропаток в Шотландии или устраивали парусные гонки вокруг острова Уайт.
Я уже радуюсь нашей завтрашней встрече. Хорошо бы, мы уже были женаты!
Как всегда, мысленно посылаю тебе тыеячу поцелуев.
Твой навеки,
Фредди».
Отъезд Камдена не прошел незамеченным. Важность этого события, была столь велика, что уже через тридцать шесть часов; весь Лондон знал: маркиз Тремейн собрал вещи и освободил дом жены. Что и говорить, ни телеграф, ни даже телефон по скорости распространения и охвату не могли сравниться е передачей сплетен из уст в уста.
«Что бы это значило?» – будоражил умы один и тот же вопрос. Победа осталась за леди Тремейн? Неужели лорд Тремейн окончательно сложил оружие? Или только отступил на время, чтобы собраться с силами?
Джиджи хитрила, изворачивалась и уклонялась от ответа, когда могла. Если же ее припирали к стенке, она врала в глаза. «Не знаю», – твердила она направо и налево, Говорила, что лорд Тремейн не сообщал ей о своих планах, поэтому она не знает, каковы его намерения, – не знает, не знает, не знает…
Бумаги для развода напечатали заново – требовалась только ее подпись. Она велела адвокатам придержать их. Гудман спросил, что делать с мебелью и безделушками в спальне Камдена – вынести, накрыть чехлами или полировать каждый день в ожидании его возвращения? Она приказала оставить все как есть. Мать засыпала ее телеграммами, но Джиджи выбрасывала их, не читая.
Но Фредди она игнорировать не могла. Фредди, благослови его Бог за долготерпение, уже начинал бить тревогу. «Что слышно от адвокатов лорда Тремейна? – спрашивал он при каждой встрече. – Жаль, что мы не можем пожениться. Прямо сейчас». В его мольбах проскальзывал страх, какое-то горячечное исступление. Джиджи каждый раз потчевала его уже набившей оскомину небылицей, а потом ненавидела себя за это еще сильнее.
Только Крез не задавал ей вопросов. Но после отъезда Камдена он понуро бродил по дому, словно тень. Джиджи часто заставала песика в зимнем саду, где он дремал на любимом месте хозяина – в плетеном кресле с блекло-голубыми узорчатыми подушками и обожженным сигарой подлокотником; казалось, кресло терпеливо ждало возвращения маркиза.
Сохранять всеми правдами и неправдами этот статус-кво было все равно что жонглировать раскаленными ятаганами. Джиджи просыпалась без сил и ложилась спать полуживая от усталости – шутка ли отбиваться от пытливых расспросов сотен знакомых, уклоняться от встреч с матерью, сюсюкать с Фредди и скрывать правду даже от самых близких друзей.
Конец сезона тоже не принес облегчения. При том развитии, какое получило железнодорожное сообщение, даже отъезд в «Вересковый луг» не спасал положения. В конце каждой недели она устраивала трехдневный прием, чтобы они с Фредди могли видеться, ни в коей мере не преступая границы приличий. В результате ее дом почти все время был заполнен гостями, так что вокруг хозяйки и Фредди постоянно кружились любопытные, доводившие беднягу до отчаяния, а Джиджи – до бессильного бешенства, какое испытывает престарелая графиня, когда мочевой пузырь лопается от выпитого чая, а возможности облегчиться нет, потому что кучер и грум лопнут со смеху, увидев ее паучьи ножки и отвисший мешком живот.
Джиджи мучилась от сознания своей вины. Сгорала со стыда. Изводилась от тоски.
Конечно, она понимала, что делает. Понимала, что изо всех сил оттягивает момент расплаты, когда придется выбирать: либо сделать последний шаг и выйти за Фредди, либо посмотреть правде в лицо и наконец признать, что это выше ее сил – даже несмотря на то что Камден устроился окончательно и бесповоротно.
Но как сказать об этом Фредди? Он от начала и до конца оставался ее верным другом. В этой неразберихе он ни разу не попрекнул ее – ни словом, ни взглядом. Он мужественно и безропотно подставил ей свое плечо, снося насмешки сплетников, которые выставляли его либо дураком, либо отъявленным альфонсом.
