Софи Джордан - Грехи распутного герцога (перевод Lady
Он не может держаться от нее подальше. Он сомневался, что когда–либо будет… когда–либо сможет. Даже если бы он нашел ее много лет спустя, замужней, с ордой детей, прячущихся за ее юбку, он все еще хотел бы ее. Она была огнем в его крови, и он был бы глупцом, если бы позволил ей уйти. Для ее же блага он надеялся, что сыщик с Боу–стрит не найдет ее. Потому что он был слишком эгоистичным, чтобы упустить ее во второй раз.
Воспоминания о Фэллон, когда он видел ее в последний раз, окутали его: ее вкус, ее прикосновения… ее голос. Особенно, слова, которые она ему сказала в последний раз. Он зажмурился. Если ты не повидаешься с дедом, будешь сожалеть об этом всю жизнь.
Он сжал рукой каминную полку, ладонь сжалась так, что казалось, никогда не разожмется. Почему он вспомнил эти слова? Почему сейчас? Доминик с проклятием оттолкнулся от каминной полки. Он вышел из комнаты, губы были сжаты в мрачную линию, только она выдавала его настроение.
Ради Фэллон. Он пойдет на это ради нее. Доминик тряхнул головой, вышел в холл и позвал Адамса, чтобы тот подготовил его к выезду.
Потому что она потеряла своего отца. Потому что он никогда не знал его. Потому что, нравится это ему или нет, Руперт Коллинз был ближе всего к званию родителя, чем кто–либо еще.
Доминик увидится с ним до того, как тот отправится к Создателю. Только тогда он почувствует себя хорошо, избавившись от старика и прошлого. Если повезет, с ним уйдут и болезненные воспоминания. Тогда он станет свободным.
И только Фэллон не будет давать ему покоя.
— Мы продолжим с шестнадцатой главы? – Фэллон взяла книгу со стола из розового дерева и начала листать страницы в поисках места, на котором остановились в прошлый раз.
Хриплое дыхание было ей ответом, когда девушка нашла нужную страницу. Взгляд ее остановился на трости с медным набалдашником, которая стояла рядом с кроватью. Как стояла две последние недели.
Как будто мистер Коллинз в любой момент встанет и схватит ее узловатыми от артрита пальцами.
Она жалела его. Пока он не слег в постель, они каждый день следовали одной схеме. За завтраком или чашечкой чая в ее коттедже обычно следовала прогулка по саду. Эти прогулки становились все короче и короче, поскольку приближалась осень, и ему становилось все хуже. Теперь ей приходилось звать его погулять в Вейфилдском парке, почитать или поболтать, притворяясь, что она не осознает того, что находится в доме детства Доминика, что не видит стен, которые стали свидетелями его несчастной юности… и долгих лет, что превратили его в жесткого мужчину, которого ей случилось полюбить.
Мистер Коллинз закашлялся. Фэллон положила книгу и взяла стакан воды с ночного столика. Поддержав рукой под затылком, девушка помогла ему подняться. Глотнув воды, старик откинулся обратно, взгляд его серо–синих глаз сосредоточился на ней
— Вы все еще здесь, — проскрипел он.
Она наклонилась вперед, как будто признаваясь в большой тайне.
— Я должна узнать, чем закончится книга.
Старик слабо улыбнулся девушке.
— Он был дураком, позволив вам уйти.
Ее собственная улыбка померкла. Девушка рассказала ему часть своего прошлого в течение прошедших двух недель. Он нажал на нее с вопросами, и Фэллон рассказала ему…, умолчав о том, что человек, разбивший ей сердце, был его внуком.
— Я уверен, что он теперь об этом сожалеет, — его пристальный взгляд увлажнился и стал отдаленным. — Все мы сожалеем уже после того, как что–то сказали или сделали.
Эти несколько слов дорого ему стоили. Его дыхание стало поверхностным, как будто он боролся за каждый глоток воздуха.
— Сейчас станет легче, — пробормотала Фэллон, поглаживая рукой его руку, понимая, что мистер Коллинз говорил не о человеке, который, как она сказала ему, оставил ее убитой горем. Он говорил о себе. Неоднократно он говорил о прошлом с раскаянием.
И в тех случаях она знала, что подразумевается Доминик. Нелепо, что они говорили об одном и том же человеке.
Он пошевелил губами, проворчав:
— Продолжай читать.
Снова взяв книгу, девушка нашла нужную страницу, заметив, что ее пальцы дрожали. Его слова сделали это. Мысли, воспоминания затапливали ее. Не сейчас. Не думайте о нем сейчас.
Время, проведенное с мистером Коллинзом, только усилило ее мысли о Доминике. Она видела его повсюду. Мальчика, бегающего по залам этого огромного мавзолея. В Вэйфилд–парке. В серых глазах его деда. Она чувствовала себя виноватой. Виноватой в том, что была в этом доме. С его дедом. Виноватой в том, что нашла мир с человеком, к которому Доминик не мог даже приехать. Мир, который принадлежал ему, даже если он был слишком упрям, чтобы требовать этого.
И все же в некотором роде она чувствовала, что она делала это для Доминика. Будучи с его дедушкой, когда он не мог. И не будет.
Доминик. В течение дня он поймет, что он должен был быть здесь. Возможно, его бы утешило, если бы он знал, что она была здесь.
Тишину дня нарушил стук копыт, нараставший от слабого эха до сердитого грохота. Взгляд мистера Коллинза скользнул в направлении окна. Она встала со стула и раскрыла дамасские портьеры. Ее сердце затрепетало в груди при виде высокой фигуры, спрыгивающей с лошади. Даже издалека, она узнала бы его. Он шел по дороге. Кончики его слишком длинных волос касались воротника жакета
Этого не может быть. Он не отважился бы приехать сюда.
Ее рука скользнула к горлу, пальцы задели бешено пульсирующую сонную артерию.
— Нет.
— Мисс O'Рурк.
Фэллон опустила занавески, услышав свое имя. Повернувшись, она попыталась улыбнуться мистеру Коллинзу. Паника и радость боролись в ней. Она сделала несколько шагов в одну сторону, затем в другую, в полной растерянности, куда бежать.
Звук шагов раздался с наружной стороны двери, соответствуя громоподобным ударам ее сердца. Неспособная ответить, она отступила вглубь комнаты. Девушка спиной ударилась о ширму, и только она быстро нырнула за нее, дверь распахнулась.
В щелку ширмы Фэллон видела, что он стоял там. Это казалось невозможным. Его тело заполнило комнату, широкие плечи распирали прекрасно скроенный жакет. Все вокруг как–то сжалось. Ее пальцы покалывало, вспомнив ощущение тепла его тела под рукой.
Доминик. Ее грудь напряглась. Ей не хватало воздуха, желудок рухнул вниз. Она уже смирилась с тем, что любит его. И не имеет. Она еще не поняла, что любовь причиняет боль. Всегда причиняет боль. С каждым разом все больше, когда она видела его. Знала, что они никогда не будут вместе.
Доминик вглядывался в съежившуюся фигуру деда под стеганным одеялом на массивной кровати. Будучи ребенком, Доминик запомнил деда высоким, пугающим в черном тонком сукне. Эта картинка из прошлого противоречила реальности.
