Патриция Грассо - Во власти соблазна
Женевьева Стовер сидела в ее гримерке на ее табурете и смотрелась в ее треснувшее зеркало. Фэнси пронзили потрясение, ревность и гнев. Она почувствовала себя посторонней, одинокой, плывущей по течению в опасных водах. Эта девушка украла ее жизнь!
Заметив ее в зеркале, Женевьева вскочила.
– Я так счастлива видеть тебя!
Фэнси выдавила из себя улыбку, решив про себя, что без нее мисс Стовер счастлива гораздо больше.
– Смотрю, ты согреваешь мое место.
Женевьева покраснела.
– Надеюсь, ты не против?
– Разумеется, я не против, – солгала Фэнси. Теперь она хорошо понимала, что чувствовала Пэтрис Таннер. – Я пришла забрать чемоданчик с гримом.
– Я убрала его. – Женевьева вытащила чемоданчик из темного угла.
«С глаз долой, как и меня». Фэнси взяла чемоданчик.
– Придешь на мое венчание в понедельник утром в церковь на Гросвенор-сквер?
– Я бы с удовольствием посмотрела, как ты выходишь замуж, – уклонилась от прямого ответа Женевьева, – но мне не совсем удобно появляться в светском обществе.
– Мои сестры и я не светское общество.
– Я ничего не обещаю, – сказала Женевьева. – Ты знаешь, что Алекс принял наследство своего деда?
Ничто не могло потрясти Фэнси сильнее.
– Алекс всегда говорил, что ни за что не простит старика!
– Они помирились.
Похоже, Женевьеву это не очень радовало.
– Если не увидимся на моей свадьбе, – произнесла Фэнси, поворачиваясь к двери, – увидимся позже на той неделе.
– Где?
– После бракосочетания я возвращаюсь в оперу.
Женевьева удивилась.
– А князь тебе разрешил?
Раздражение Фэнси усилилось.
– Мне не требуется его разрешение!
– Ну, если ты так считаешь…
– Так и считаю.
Фэнси вышла из гримерки и увидела бегущую к ней мисс Гигглз. Она поставила чемоданчик и подхватила обезьянку на руки.
– Как дела, мисс Гигглз?
Обезьянка закрыла уши, глаза и рот, а потом что-то залопотала.
– О, ты вернулась?
Фэнси отдала обезьянку Пэтрис Таннер, а та передала ее мужу.
– В понедельник я выхожу замуж за князя.
– Нам будет тебя не хватать. – Голос Пэтрис сочился сарказмом.
Фэнси одарила примадонну своей самой сладкой улыбкой.
– Но я буду продолжать петь.
– А князь тебе разрешил?
Раздражение переросло в гнев.
– Мне не нужно его разрешение!
Пэтрис Таннер пожала плечами и направилась в свою гримерку, окликнув мужа:
– Идем, Себастьян!
Фэнси подняла чемоданчик с гримом, глядя, как удаляется эта неприятная пара. Она жалела Себастьяна Таннера. Жена подавляла его не только ростом.
Вот уже трое спросили ее, разрешил ли ей князь вернуться в оперу. Может, они знают что-то такое, что ускользнуло от нее?
Фэнси не смогла противиться искушению выйти на сцену. Она встала в самом центре авансцены и поставила чемоданчик на пол.
Выйдет ли она на эту сцену еще когда-нибудь? Сумеет ли сохранить любовь зрителей? Сможет ли она жить без нее? Или ей достаточно любви князя?
Глаза ее подернулись слезами. Фэнси представила себе зал, полный зрителей, и запела, прощаясь с пустыми сиденьями.
Она пела свою песню о стране за горизонтом проникновенным голосом, вкладывая в исполнение всю себя, изливая сердце и душу, пытаясь остановить заветное мгновение.
Когда с ее уст сорвались последние, полные сладости и горечи слова, Фэнси услышала за спиной все усиливающиеся аплодисменты. Она резко обернулась и присела в реверансе перед зрителями – хористами, танцовщицами и рабочими сцены. Потом помахала им рукой и, подняв чемоданчик с гримом, сошла со сцены, направляясь через зрительный зал в фойе. Ее остановили аплодисменты. Глаза Фэнси вновь наполнились слезами, когда она увидела, что почти вся труппа стоит и аплодирует ей. Не хватало только Пэтрис Таннер и Женевьевы Стовер.
И вдруг ее охватила паника. Коллеги вели себя так, словно она больше никогда не будет с ними работать. Фэнси выдавила из себя улыбку и подняла руку в прощальном приветствии.
Директор Бишоп и князь Степан смотрели на нее из заднего ряда зрительного зала. Князь вовсе не казался счастливым. По правде говоря, он выглядел чертовски рассерженным.
– Что ты здесь делаешь? – спросил он.
– Что ты здесь делаешь? – эхом откликнулась Фэнси.
– Я спросил первым.
– Я спросила второй.
Степан криво усмехнулся.
– Тинкер сказал мне, куда ты поехала.
Фэнси высоко подняла чемоданчик.
– Хочу театральным гримом замазать шрам моей сестры.
Степан забрал у нее чемоданчик.
– Я отвезу тебя домой.
– Меня ждет карета.
– Я ее отослал. – Степан повернулся к директору: – Назначьте прослушивание, а о финансировании поговорим на следующей неделе.
Фэнси взяла князя под руку, и они пошли через пустое фойе на улицу.
Сев в карету, Фэнси повернулась к нему.
– Прослушивание для новой оперы начнется на следующей неделе?
Степан похлопал ее по руке.
– Вероятно, да.
Фэнси не могла сдержать нетерпения.
– Какая опера?
– «Девушка из Милана».
– Я не знаю такую.
Степан обнял ее за плечи и привлек к себе.
– Ты ее никогда не слышала, потому что она новая.
Фиалковые глаза засветились нескрываемым волнением.
– А кто композитор?
– Бишоп.
– Первый раз слышу, что он сочиняет музыку!
– Ты певица, мисс Фламбо, а не меценат, – ответил Степан. – Бишоп хочет, чтобы я финансировал постановку.
– И ты будешь финансировать?
– Вероятно.
– О, я так волнуюсь! – воскликнула Фэнси, впившись в него взглядом. – Пэтрис Таннер слишком стара, чтобы играть деву.
Не обращая внимания на ее слова, Степан осторожно положил ладонь ей на живот.
– Как себя сегодня чувствует самое младшее дитя Казановых?
Фэнси уныло улыбнулась:
– Он не любит утренние часы.
– Ты хотела сказать – она.
– Любит, не любит…
Высокий джентльмен стоял на вершине холма Примроуз-Хилл в самый темный и тихий ночной час. Он смотрел на женщину, такую безмятежную в смерти, и один за другим выкладывал на нее лепестки роз – с головы до ног.
– Когда же это кончится? – спросила его стоявшая рядом женщина.
Джентльмен даже не повернул к ней голову.
– Это кончится, когда я доберусь до той оперной певички.
– Которой?
– Ты отлично знаешь.
Он набрал еще одну пригоршню розовых лепестков из кожаной сумки.
– Любит, не любит…
Свидание чудовища с палачом слишком задержалось. Боже, да он бы с удовольствием сам вцепился ему в глотку и удушил бы его собственными руками! Вместо палача с его веревками.
Александр Боулд откинул голову на спинку сиденья наемного экипажа и закрыл глаза. Для разнообразия ему не помешало бы выспаться, особенно если учесть, что раздражение Женевьевы усиливалось каждый раз, когда его вызывали на службу.
