Валерия Вербинина - Рыцарь темного солнца
– Прошу прощения, – проговорил молодой священник, сидевший по правую руку от епископа, – я должен задать вопрос. То есть было решено отдать тебя в монастырь во исполнение чужого обета, так?
Мадленке подумалось, что она выразилась довольно ясно, но тут ей внезапно вспомнились наказы Боэмунда фон Мейсена, и девушка похолодела. Леший его знает, что скрывается в реальности за вроде бы невинным вопросом.
– Да, – ответила она, ибо надо было что-то ответить.
– И ты, наверное, – вкрадчиво продолжал священник, – не чувствовала никакого призвания к монашеской жизни?
– Откуда мне знать? – удивилась Мадленка. – Я ведь еще не была в монастыре. Как можно иметь понятие о том, что тебе неизвестно?
Кое-кто из шляхтичей позволил себе улыбку. Улыбнулся даже чернокудрый князь Диковский.
– Однако ты не сказала, что тебе понравилось, когда тебя решили отправить в монастырь, – не отступал допрашивающий.
– Нравится мне или не нравится, я могу сказать, только когда сама это попробую, – огрызнулась Мадленка. – Что бы вы сказали, если б я спросила вас, по душе ли вам пришлась бы семейная жизнь?
Молодой священник густо покраснел. Тут уж заулыбались все, даже епископ Флориан.
– Ты можешь рассказывать дальше, дитя мое, – величаво разрешил прелат.
Мадленка рассказала о нападении и о том, как она обнаружила своих спутников убитыми. Вмешался Флориан.
– То есть ты не видела нападавших?
– Видела, но слишком мало времени. Лошадь Михала вздыбилась, грудью толкнула меня, и я упала в овраг.
– Ты никого не узнала?
– Нет. Я не успела.
– На кого они хотя бы походили?
– На всадников, – удивилась Мадленка. – Еще они были вооружены и кричали.
– На каком языке?
Мадленка задумалась.
– Наверное, ни на каком, отец мой. Просто это был такой крик… «А-а-а!» – дико заорала она.
Очень довольная, Мадленка наблюдала, как князь подскочил на месте, а Флориан даже немного побледнел.
– Хорошо, – продолжил епископ. – Ты можешь нам сказать, сколько их было?
Мадленка зажмурила один глаз и почесала нос.
– Много, – наконец призналась она.
– Десять человек? Больше?
– Не знаю. У меня не было возможности их сосчитать.
– Не помнишь, во что они были одеты?
– В одежду, – пробурчала Мадленка, которой начали надоедать дурацкие, с ее точки зрения, вопросы.
– В какую? Может быть, на них были белые плащи?
Белые плащи с черным крестом и белые туники поверх доспехов были своеобразной униформой Тевтонского ордена.
– Почему обязательно белые? – сухо спросила Мадленка, отлично поняв, куда ветер дует. – Могли быть любые, я думаю.
К ней подступались и так и сяк, заставляя признать, что нападавшие все же могли оказаться крестоносцами, но Мадленка упорно стояла на своем: она слишком мало видела, чтобы сделать такой вывод. А потом добила своих мучителей предложением:
– Если бы там были крестоносцы – а они ведь ужасно хитрые, правда? – они бы не поленились переодеться, я думаю.
После последней реплики Флориан разрешил ей рассказывать дальше.
Мадленка объяснила, как она очнулась и нашла всех спутников убитыми, как похоронила их и переоделась, собираясь вернуться домой. Тут ее снова прервал противный молодой священник.
– Греховный поступок, – сказал он. – Женщина не должна носить мужскую одежду.
– Простите, отче, – потупилась Мадленка, про себя ухмыляясь, – в другой раз я обязательно последую вашему совету и отправлюсь в путь в драном платье, у которого все оторвалось…
– В данных обстоятельствах этот грех простителен, – заметил епископ Флориан, и физиономия не в меру прыткого инквизитора вытянулась.
Далее Мадленка рассказала о том, как в лесу ей повстречалась медведица с медвежонком, как она обнаружила двух бродяг и что с ними произошло. Епископ Флориан взволновался чрезвычайно, заставил ее два раза повторить историю с украденным платьем и объявил, что она очень важна.
– Конечно, – вздохнула Мадленка, – ведь платье было такое красивое!
Князь Диковский улыбнулся снова, но Мадленка не поняла, чему именно.
– Продолжай, дитя мое, – поощрил допрашиваемую епископ. – Что же было потом?
Девушка глубоко вздохнула и, мысленно поручив себя богу, рассказала, как она наткнулась на раненого рыцаря, как отняла у него мизерикордию и извлекла у него из бока стрелу.
– Мне показалось, она похожа на ту, которой убили Михала, – Мадленка опустила глаза. – Крестоносец лежал уже без движения, и я пошла дальше. До того он сказал, что на их отряд напал князь Август, ну, мне и захотелось его разыскать.
– А те стрелы, где они теперь?
Мадленка объяснила, где их оставила. Епископ кивнул незаметному человеку, сидевшему где-то сбоку, тот поднялся и вышел.
– Там должна быть еще веревка! – крикнула Мадленка ему вслед.
Через малое время человек вернулся и объявил, что ни стрел, ни веревки в каморке, занимаемой некогда Мадленкой, не оказалось.
– Неважно, – сказал епископ. – Рассказывай дальше, дитя мое.
«Дитя», прикусив губу, повело речь о князе Августе, о самозванке, о панне Анджелике и ее ручном горностае. Но панна Анджелика заинтересовала епископа меньше всего.
– То есть ты услышала, как кто-то назвался твоим именем и плетет небылицы. Так?
– Так.
Епископ откинулся на спинку кресла и посмотрел на Мадленку с видом глубокого неодобрения.
– Ты должна была немедленно разоблачить ее.
– А какие у меня были доказательства, что я – именно я? – спросила Мадленка. – И потом, ее все уже жалели, а меня никто еще не знал.
– Ты могла бы рассказать все мне, – заметил епископ.
– Я пыталась, – сухо сказала Мадленка, – но вы так на меня посмотрели, словно я пришла в долг у вас просить.
Среди слушателей пронесся смешок. Епископ Флориан нахмурился.
– На все у тебя есть объяснение, – раздраженно заметил он. – Лучше объясни нам, как крестоносец, которого ты сочла мертвым, смог сесть на лошадь, добраться до Торна и поднять тревогу.
Мадленка широко распахнула честные глаза.
– О! Ваша правда! Эти чертовы крестоносцы живучи, как собаки. Надо было ткнуть его ножиком как следует, да только он вроде и так помирал. Куда уж мне…
– Хорошо, – устало молвил Флориан. – Дальше, дитя мое, дальше. И, ради бога, ничего не упускай.
Мадленка перешла к поездке за телами убитых, рассказала, как обнаружила, что кто-то разрыл захоронение. Как ей пришла в голову мысль толкнуть самозванку на опрометчивый поступок, как она написала ей записку. Поколебалась, но все-таки упомянула о бирюзовых четках настоятельницы, почему-то оказавшихся на служанке в качестве браслета.
Шляхтичи зашумели. Молодой священник стал выпытывать у Мадленки, убеждена ли она, что четки были те самые, и девушка твердо стояла на своем. Вызвали служанку Марию, и та, нисколько не смутившись, подала епископу браслет из бирюзы. Он внимательно оглядел его и нахмурился.
