Карен Хокинс - Роковой поцелуй
— И не подумаю! — Грейли шагнул вперед и прижал ее к спинке кровати. — Я хочу выяснить наконец наши отношения. Раз и навсегда.
Анна изо всех сил оттолкнула его. Не ожидавший подобного Грейли отшатнулся назад, и она бросилась к выходу. Но, едва успев добежать до середины комнаты, взмыла в воздух, схваченная сильными руками, и со всего маху снова шлепнулась на кровать. Грейли тут же оказался на ней, придавив всей своей массой.
Она забилась под ним, но он схватил ее за руки.
— Не дергайся!
— В вашей спальне мы ничего обсуждать не будем! — полузадушенно прошипела Анна.
— Правильно. Спальня — не место для разговоров. — Его взгляд блуждал по ее лицу, постоянно задерживаясь на губах. — Будем искать согласия другими способами.
— Какого согласия?
— Я испытываю к тебе странное влечение. Вот и давай подумаем, что нам с этим делать.
— Зато я не испытываю.
— Совсем? — Он склонился к ее уху. — Совсем-совсем?
Анна повернула голову и быстро укусила его за губу, чувствуя, как где-то глубоко внутри нее стремительно разворачивается туго свернутая струна, которую она всегда удерживала.
— Совсем!
Он тяжело задышал.
— Что ты делаешь?
— Пытаюсь найти тему для разговора, — ответила Анна, ворочаясь под ним, как большая кукла.
— Разговора? — Он случайно коснулся губами ее щеки. — Хорошая идея. Я только что вернулся от Шарлотты.
«Шарлотта! « — мелькнуло у нее в голове. Разговор на эту тему ее не устраивал.
— Она последнее время крайне занята, — продолжал он, покрывая ее шею легкими, почти неощутимыми поцелуями. — Читает!
Анна выгибалась под ним, стараясь вырваться.
— Тебе ни о чем не говорит фамилия Уоллстонкрафт?
— Это я дала ей эту книгу. — Она зажмурилась, чувствуя себя, как на угольях.
— Зачем?
— Нужно же было кому-то о ней позаботиться, — храбро заявила Анна, решив, что хуже уже не будет. — Она не готова к замужеству. Это очевидно.
— А ты хотела ей помочь?
— Вроде того. Я учила ее постоять за себя.
— Что теперь с ней делать? Ты все испортила. Она теперь никуда не годится! Ты лишь пробудила спавшее в ней упрямство.
— Это не упрямство. Это уважение к себе. — Вспомнив о Шарлотте, она уже не могла отделаться от мысли, что скоро Грейли будет принадлежать другой женщине. Возникшее чувство горечи на мгновение вытеснило все остальные чувства. В ней поднялось острое желание отомстить сопернице. Любым способом. Пусть даже так: она с пылом обреченной впилась Грейли в губы, чувствуя, как по телу растекается пульсирующая волна.
Это была не слабость. Это была месть. И он отпустил ее руки. Она выгнулась дугой, позволяя его пальцам добраться до застежек платья, и рывками, словно гусеница, выползала из него.
Потом обхватила графа за талию, со вздохом прижимаясь к нему все крепче и крепче.
— Не так, не так, — шептала она, помогая ему.
Она даже не почувствовала, что обнажена. Сознание не зафиксировало этот момент. Куда делся ее холодный разум и осмотрительность. Она вмиг сожгла все мосты.
— Сейчас, сейчас. — Граф Грейли шепотом чертыхался, одной рукой стягивая бриджи, а другой удерживая Анну, словно боясь, что она передумает. Она бесстрастно, как показалось ему, наблюдала за его действиями. Наконец он освободился от одежды, и бриджи присоединились к жилету, галстуку и ее платью, разбросанным вокруг кровати.
— Не спеши, не спеши, — шептала Анна, обхватывая его спину и прижимая к себе.
Его удивила ее пылкость. В любовных историях граф не привык быть героем второго плана. Чувствуя смутное неудовлетворение от того, что не владеет инициативой, на мгновение он остановился, и она, взглянув в его глаза, все поняла и прошептала:
— Милый…
И эти ее слова решили все. Он понял, что в постели Анна такая же, как и вне ее, что ее чувства сильны и естественны и что она никогда не лицемерила и не лицемерит. «Стоило для этого лечь с ней в постель», — лихорадочно подумал он и со всей опытностью любовника обрушился на нее. Ее руки то обнимали его, то рвали одеяло и простыню. И он бездумно отдался тому, чего так желал все эти месяцы, оставив на потом все свои сомнения и мысли. Ее тело было прекрасно. Он не мог насытиться им. Он был, как путник в пустыне. И жажда его была безмерна. Он даже не понимал, что делает, потому что Анна возвела его чувства на такую высоту, от которой у него, как на горках, кружилась голова, и он знал, что до этого момента ничего подобного не испытывал. Его переполняла давно забытая нежность — нежность, которую он испытывал только к первой своей женщине. И пожалуй, это было то единственное, чего он хотел в жизни.
Потом они лежали рядом, лаская друг друга кончиками пальцев, и граф сказал:
— Ты прекрасна!
— Ты тоже, — ответила Анна.
Она была переполнена чувством благодарности. В ней родилось новое, доселе незнакомое ощущение переполненности, словно она была сосудом, до краев наполненным любовью, и вокруг не было ни комнаты, ни мрачного дома, ни парка, и они вдвоем парили в вышине. Она положила руку на широкую грудь Грейли, и ее пальцы скользили вверх вдоль шеи к подбородку, смягченному любовью и страстью. Вглядываясь сбоку в лицо графа, она поняла, что еще не видела его таким и вряд ли увидит еще где-то, кроме спальни. Таким был граф Грейли, который, однако, умел говорить и глупости:
— Ты моя страсть!
— Я еще хочу — прижалась к нему Анна, проверяя рукой то, что давало им обоим ощущение падения в бездну.
Но граф был целомудреннее.
— У тебя нет ни стыда ни совести, — заявил он шутливо. — Но я люблю бесстыдных женщин.
Он склонился над ней, и Анна с печальным вздохом отвернулась — все было кончено.
— Я думаю о завтрашнем дне.
— И что же будет завтра? — игриво поинтересовался он, покусывая ее за ухо.
— На завтра намечено представление. — В ее голосе прозвучал едва различимый укор. Она не смотрела ему в лицо.
— Что дальше? — Он ждал продолжения, но она, приподнявшись на локте и натягивая на себя измятое одеяло, с отрешенным видом сказала:
— Я должна одеться. Вдруг кто-нибудь войдет.
— Сюда? — удивился граф. — Сюда никто не войдет. Мы ведь еще не поговорили.
— Я думаю, мы уже достаточно сказали друг другу, — возразила Анна.
— Недостаточно. Ты нужна мне навсегда.
Она недоверчиво улыбнулась, не веря высокопарным речам графа.
— Правда? — В ее словах прозвучала ирония.
Но граф ничего не заметил. С этой минуты он стал прежним графом Грейли.
— Навсегда!
Он подумал, что, если ему не удастся заставить Шарлотту расторгнуть помолвку, слово «навсегда» будет означать нечто другое. Но думать об этом он сейчас не хотел.
— Мне нужно немного времени, — сказал зачем-то он, словно действительно верил в свои слова.
