Джоанна Линдсей - Нежный плут
Джорджина вдруг подумала, изменилось бы отношение к ней окружающих, если бы они знали о ребенке, но тут же усомнилась в этом. Джеймса заставили жениться на ней – и этот факт не играл решающей роли. Может, впоследствии он окажет на Джеймса какое-то воздействие, смягчит удар. Она должна как-нибудь сказать ему…
Джорджина стала размышлять, как поступить, если Уоррен снова примется за свое.
И тот, дождавшись, когда венчающихся объявят мужем и женой, заявил:
– Заприте его. У него уже были брачные ночи.
ГЛАВА XXXIV
– Ты правда думаешь, что это опять сработает, Джорджи?
Возглас застал Джорджину врасплох – она пыталась открыть ящик в столе Клинтона. Дрю стоял и смотрел на нее, покачивая золотоволосой головой. Бойд замер рядом с ним с озабоченным выражением на лице.
Джорджина медленно поднялась. Проклятье! Она была уверена, что все уже спят. Дрю оказался чересчур прозорлив. Джорджина решила вести себя понаглее.
– Не понимаю, о чем вы?
– Понимаешь, милочка, – усмехнулся Дрю. – Даже если бы ты добралась до цели, ваза стала бы ничтожной по сравнению с тем, что устроил тебе англичанин. Уоррен скорее пожертвует вазой, чем отпустит капитана Хоки.
– Мне хотелось бы, чтобы вы его не называли так, – сказала Джорджина, обессиленно опускаясь в кресло.
– Правильно ли я расслышал? – спросил Бойд. – Ты хочешь, чтобы этого преступника освободили, Джорджи?
Джорджина приподняла подбородок.
– Что если так? Все вы забываете про один факт. Джеймс пришел сюда из-за меня. В противном случае ни ты, ни Томас не узнали бы его и не заперли бы на замок. Думаете, я вынесу, если его отдадут под суд и приговорят к повешению?
– Если Томас что-нибудь предпримет, его еще могут и оправдать, – заметил Бойд.
– Я не воспользуюсь этим шансом.
Брови Дрю сошлись на переносице.
– Ты любишь его, Джорджи?
– Какая глупость, – усмехнулась Джорджина.
– Слава Богу, – Дрю громко вздохнул. – Если честно, я думал, что ты утратила свои чувства.
– Если и так, – сердито произнесла его сестра, – я с удовольствием вернусь к ним. И я не позволю Уоррену и Клинтону сделать задуманное.
– Клинтон не может выносить этого знаменитого Хоки, – сказал Дрю. – Он просто хочет, чтобы капитан больше не появлялся на пороге нашего дома, и страдает от того, что не может найти лучшего выхода.
– Как и вы оба, но я не слышала от вас призывов к виселице.
Бойд хихикнул.
– Ты ребенок, Джорджи. Ты не наблюдала за этим парнем? Это была лишь шутка, чтобы как следует зацепить его.
Дрю улыбнулся.
– Бойд прав. Этим человеком можно было бы восхищаться, если бы он не…
– Не был бы таким оскорбительным, антагонистическим? Пренебрежительным при каждом своем замечании? – Джорджина почти рассмеялась. – Мне не хотелось говорить вам это, но он такой всегда, даже с близкими друзьями.
– Но это свело бы меня с ума, – воскликнул Бойд. – А тебя?
Джорджина пожала плечами.
– Забавно. Опасная привычка, поскольку Джеймсу безразлично, когда он ставит кого-то в неловкое положение… Как вечером, например. Если не учитывать его привычки, прошлые преступления или что-либо еще, я не думаю, будто он поступает с нами честно.
– Достаточно честно, – заметил Бойд. – Особенно с тобой.
– Не вмешивайте меня в это дело. Не повесите же вы человека за то, что он соблазнил женщину? Иначе вас тоже ждут неприятности.
Бойд вспыхнул, а Дрю злобно ухмыльнулся.
– Я буду настаивать на другом, – продолжила Джорджина, с негодованием взглянув на Дрю. – Мне наплевать, что Джеймс был пиратом. Я не хочу его смерти на виселице. И его экипаж тоже не должен попасть под суд. В этом смысле Джеймс прав.
– Возможно, но я не вижу, что ты можешь сделать, – ответил Бойд. – Твои слова для Уоррена ничего не значат.
– Он прав, – добавил Дрю. – Можешь ложиться спать и надеяться на лучшее.
– Не могу, – просто ответила Джорджина и снова опустилась в кресло.
Она вновь ощутила панику, которая привела ее сюда для принятия, как ей казалось, срочных мер. Джорджина взяла себя в руки: панический страх – плохой помощник. Ей требовалось хорошенько подумать. Идея пришла на ум неожиданно. Она увидела двух младших братьев, направляющихся к буфету со спиртным. Джорджина не удивилась, что им потребовалось немного выпить перед сном, – так они были возбуждены. (Она старалась не думать, насколько хуже чувствует себя сейчас Джеймс.)
Джорджина обратилась к братьям.
– Теперь Джеймс ваш родственник. Хотите ему помочь?
– Хочешь, чтобы мы украли у Уоррена ключ? – усмехнулся Дрю. – Я согласен.
Бойд глотнул виски и сказал:
– Даже и не думай!
– Я не об этом, – пояснила Джорджина. – Вам не стоит просить Уоррена о милости. Ему не нужно знать, что вас интересует это дело.
– Думаю, мы можем легко сбить замок с двери, – предположил Дрю.
– Нет, тоже не годится, – возразила сестра. – Джеймс не уйдет без своего корабля и экипажа. Однако он не может освободить их и решит, что…
– Так ты хочешь, чтобы мы и в этом ему помогли?
– Именно. В таком раздражении, как сейчас, думаю, Джеймс откажется от вашей помощи, попытается все сделать сам и опять попадется. Но если мы сначала добудем его корабль и освободим экипаж, люди Джеймса спокойно вызволят своего капитана и вернут его на судно. Их поведут утром. Уоррен вынужден будет предположить, будто двое сбежали с целью помочь остальным.
– А что делать с охраной, оставленной Уорреном на «Принцессе Анне», которая сообщит ему, кто поднялся на борт?
– Охранники ничего не скажут, если не узнают беглецов, – убежденно сказала Джорджина. – Я все объясню по дороге. Дайте мне несколько секунд, чтобы переодеться.
Когда она обошла стол, Дрю схватил ее за руку и мягко спросил:
– Ты уедешь с ним?
В ответе его сестры не было и тени колебания.
– Нет. Я ему не нужна.
– Кажется, я слышал кое-что другое…
Джорджина застыла, вспомнив, как Джеймс при братьях назвал ее хорошей любовницей.
– Тогда позволь мне выразиться несколько по-другому: ему не нужна жена.
– Да, с этим трудно поспорить. К тому же ни Клинтон, ни Уоррен не позволили бы тебе уехать. Они могли выдать тебя замуж за Джеймса, но скажу тебе правду: никто даже не намеревался заставлять тебя жить с ним.
И Джорджина тоже не могла спорить. Но и жить с Джеймсом она не хотела.
Джорджина имела это в виду еще раньше, когда сказала, что не любила его. Больше не любила. И если она повторяла это так часто, значит, говорила правду.
