Донна Гиллеспи - Несущая свет. Том 3
Аристос во многих отношениях оставался человеком своего племени, испытывающим суеверный страх перед ритуалом мести. Он не мог себе позволить просто так проигнорировать слова Аурианы. Он хорошо понимал, что против нее сражаться нельзя. На родине он мог бы изрубить ее на мелкие кусочки, но здесь это могло обернуться против него самого. Он давно уже понял, что у римлян женщины не пользовались таким авторитетом, как в Германии. К ним не обращались за советом при решении запутанных дел и, что было совсем невероятным, эти люди начинали войну даже не выслушав пророчиц. На женщин, умевших владеть мечом, они смотрели как на забаву. Поэтому если он расправится с ней принародно, это не только не принесет ему славы, но и серьезно повредит его репутации. Римляне отнесутся к этому поединку с презрением и брезгливостью. Принять ее вызов было все равно, что принять вызов уличной проститутки.
Но он знал то, чего не знали эти невежественные римляне. Все женщины обладали сверхъестественными чарами, а эта постоянно крутилась вокруг Рамис, от одного упоминания имени которой у него мороз шел по коже. И каких бы тут ни придерживались обычаев, колдунья остается колдуньей, а Ауриана — Аурианой.
Аристос зашел в тупик. Он разрывался между старыми обычаями своего племени, испытывая к ним благоговейный страх, и между новым и славным настоящим, которым ему не хотелось рисковать. Все это приводило его в смятение.
«Это сумасшедшее отродье Бальдемара преследует меня везде, где бы я ни оказался. Она и эта вшивая карга Рамис заслуживают того, чтобы их похоронили заживо. Где-нибудь в глухом месте».
Аристос сделал широкий жест волосатой рукой, как бы отстраняя Ауриану.
— Отойди прочь! Мне некогда тратить время на разговоры с тобой.
Сделав несколько шагов, он опять остановился и скорчил гримасу. Что затеяла эта сумасшедшая? Он увидел, как Ауриана, взяв в руки посох, начала чертить на полу коридора, посыпанного песком, какие-то таинственные знаки.
«Проклятая колдунья!» — подумал он, и его сердце сжалось в комок.
Ауриана рисовала рунические знаки, эти зловещие глифы, способные искалечить судьбу человека, предсказать будущее или превратить окружающий мир в царство мертвых. Он узнал знак Водана, духа войны. Остальное было покрыто для него тайной, которой владели лишь колдуньи и жрецы Водана, а не честные воины. В голове у него родилась догадка, что перед ним — формула проклятья, и теперь его кости рассыплются в прах, а кровь застынет и высохнет, если он откажется принять ее вызов до следующего полнолуния.
Закончив чертить, Ауриана отошла в сторону, освобождая ему дорогу.
«Хитрая бестия! — подумал Аристос. — Она хочет заставить меня переступить через руны».
Спутники Аристоса начали с удивлением поглядывать на своего предводителя. Почему он колеблется, чего ждет? А ему между тем вовсе не хотелось переступить через эти страшные письмена. Ведь если он это сделает, вся эта страстная, таинственная сила, заключенная в них, начнет действовать на него. Иначе зачем бы ей чертить эти закорючки?
В толпе зашептались и стали с сомнением переглядываться. Безмозглые идиоты! Они ничего не ведают о той ужасной власти, которой обладают руны. Но вот до ушей Аристоса долетел чей-то шепот.
— Что с ним случилось?
Собрав в кулак всю свою волю, он грузно двинулся вперед, стараясь всем своим видом выказать полное пренебрежение к заклинаниям этой глупой женщины. Когда он проходил мимо Аурианы, его губы беззвучно зашевелились, произнося молитву против злого духа, а правая рука крепко сжала волчью пасть. Толпа поспешила расступиться, образовав широкий проход. Ауриана, окончательно обессилев, медленно опустилась на колени, но в этот момент ее успели подхватить лекарские помощники. К ним подбежали еще два служителя лазарета с носилками, на которые они положили потерявшую сознание Ауриану и почти бегом направились в лазарет. Теперь она стоила гораздо больше, чем утром, до выхода на арену, и в случае ее смерти по дороге в лазарет этих санитаров ждало серьезное наказание.
А прихлебатели Аристоса, стараясь угодить ему, наперебой излагали лестные для него версии поединка Персея с Аурианой.
— Я-то был там, все видел! — говорил один из них тем, кто его слушал. — Такой хитрой ведьмы здесь еще никто никогда на видел. Эта варварка сумела победить беднягу Персея только потому, что он поскользнулся и упал. А затем она облаяла самого Аристоса. Этим утром я видел, как маленькая сучка лаяла на слона — зловещее для нее предзнаменование.
Так эти подонки пытались принизить значение победы Аурианы. А ее тем временем доставили в лазарет, насквозь пропахший камедью и различными травяными отварами. Ее положили на стол, где обычно перевязывали раны и при необходимости делали операции. Пока она не пришла в себя, главный лекарь Великой школы быстро разрезал и снял с нее остатки кожаной туники. Затем на рану была наложена повязка из шерстяной ткани, намоченной в смеси уксуса и экстракта лосиного сычуга, что должно было помочь остановить кровотечение. Ауриана очнулась и вскрикнула. Уксус жег ее рану и причинял боль еще худшую, чем та, которую она испытала от меча Персея.
Вскоре пришел Эрато и попросил лекаря удалиться из помещения. После этого он привел Анаксагора вместе с его пятью наиболее искусными помощниками-невольниками. Это был тот самый Анаксагор, автор более ста книг о медицине, чье имя стало легендарным среди врачей после того, как он спас жизнь парфянского царя в то время как все его придворные лекари признали случай совершенно безнадежным. В Риме он оказался по просьбе Домициана для лечения одной из любимых наложниц Императора.
— Что, именем Венеры, он здесь делает? — шепотом спросил один младший лекарь школы у другого. — Ведь только Императоры и цари могут позволить себе пользоваться его услугами.
И лишь одному Эрато было известно, что Анаксагор был прислан сюда Марком Юлианом под клятвой сохранить все в тайне. Вообще-то такой визит вряд ли мог вызвать большие подозрения, поскольку в ту пору путешествующие врачи часто посещали подобные заведения по окончании Игр. Начинающие лекари изучали здесь анатомию, а те, кто успел уже создать себе репутацию, экспериментировали здесь с новыми способами сшивания ран, наложения швов и ампутации конечностей. Это было вызвано тем, что анатомирование человеческого тела было разрешено только в Александрии.
Прежде всего Анаксагор приказал убрать все сосуды с камедью и травяными экстрактами. Он не собирался использовать все эти допотопные лекарства. У него хватало своих собственных. Римские лекари не очень-то полагались на чистоту своих порошков и мазей. Обычно там бывало довольно много посторонних примесей. Эффективность же лечения Анаксагора состояла как раз в исключительно высоком качестве его снадобий. Их состав держался в строгом секрете. К раненой он не допустил никого, кроме своих проверенных помощников.
