Сюзанна Энок - Грех и чувствительность
– И я так думал. – Звук эхом пробежал через его тело в ее. Его чувственный рот снова насмешливо изогнулся. – Ты как-то говорила, что ездила на лошади по-мужски.
– Да. Но… ты имеешь в виду, что в этом все дело?
– Очевидно, что так, хотя на самом деле я предпочел бы обсудить это позже. – Валентин снова склонил свое лицо к ней, все остальное его тело оставалось неподвижным, пока он целовал девушку. – Ты поражаешь меня, – прошептал он, глядя ей в глаза, когда снова начал медленно, а затем более быстро работать бедрами, двигаясь внутри нее, в тесном, горячем, скользком тоннеле.
Элинор обвила руками маркиза за плечи и сосредоточилась на его дыхании, но она не могла оторвать свое сознание от ощущений того, что Валентин Кобетт двигается внутри нее. Она так долго желала этого, еще до того, как поняла, чего в точности хочет. Его внимание, его страсть, его тело – все это в настоящий момент принадлежало ей.
Валентин застонал, его толчки стали глубже, и он прижал ее к одеялу своим худощавым, твердым телом. Элинор задыхалась, не в состоянии заглушить мяукающие звуки, вырывающиеся из ее горла, точно так же, как не могла сражаться с восхитительным напряжением, распространявшимся внутри нее. Если это была смерть, то она только поприветствует ее. Маркиз переместился, увеличивая темп, и нежно сжимая зубами мочку ее уха. Это было уже слишком. Элинор опустила руки на его ритмично работающие ягодицы, когда напряжение в ней стало невыносимым, а затем разбилась вдребезги.
Девушка выкрикнула имя Валентина, крепко прижавшись к нему, в то время как ее сознание совершенно отключилось. Все, что она могла ощущать – это то, что он внутри нее, и они летят вверх. Валентин стал двигаться еще быстрее, и с ворчанием достиг собственного оргазма.
Он мягко опустился на нее, а его губы ласкали ее шею. Прижившись к нему, Элинор могла чувствовать, как бьется его сердце, так же сильно и быстро, как и ее собственное. Медленно, окутывающая ее сознание вуаль начала приподниматься, звуки, издаваемые кузнечиками и лягушками, а также тихий шелест листвы вернули девушку обратно в этот мир.
Но теперь он стал другим. Элинор держала – все еще держала – мужчину в своих объятиях, внутри себя, и даже если эта ночь была всем, что у них будет, она изменила все. Любой другой мужчина, которого она встретит после этой ночи, не будет Валентином, и все же им придется соответствовать ему. Тому, какие ощущения маркиз вызывал у нее, когда ласкал ее и снаружи, и внутри, и везде в промежутке между этим. А он все еще держал ее в объятиях, даже после того, как подарил наслаждение ей и получил свое собственное. Это что-то значило, но девушка не собиралась портить эту ночь, пытаясь объяснить или даже назвать это «что-то».
Валентин поднял голову, чтобы снова поцеловать Элинор. Ее губы были теплыми, мягкими и припухшими. Это было новое ощущение, даже для него. Он редко целовал женщин после того, когда получал то, что хотел, или давал то, чтобы было нужно, чтобы удовлетворить себя. Господи, эта ночь не была похожа ни на что. Никаких игр, никакого обольщения, никаких обещаний. Она хотела его, а он хотел ее. Честность, в придачу к тому, что была необычной, еще и оказалась поразительно возбуждающей.
Маркиз не смог бы сосчитать всех женщин, с которыми спал, но он запомнит именно эту. Его кожа, прикасающаяся к ее коже, ощущала приятное тепло, но остальная часть его тела высохла на легком ветерке, и вечерний холод стало трудно игнорировать. Неохотно он снова поднял голову.
– Как придвигается твое приключение?
Она улыбнулась, проведя пальцем по линии его подбородка, каким-то образом, умудрившись сделать этот жест интимным и дружеским, а не приставучим. Боже, как он ненавидел приставучих женщин.
– Очень хорошо, – ответила Элинор. – То, чем мы занимались, считается за один раз или за одну ночь?
Валентин усмехнулся, используя эту усмешку для того, чтобы скрыть свое нежелание покидать ее, а потом оторвался от нее и сел.
– Учитывая, что уже почти утро, а также ущерб, нанесенный моему гардеробу, я…
– Я знаю, знаю. Если я не вернусь как можно скорее, половина прислуги будет на ногах и поприветствует меня у парадной двери.
– А мы не хотим этого. – Конечно же, нет. Это будет означать, что его заставят жениться на ней – если только Мельбурн не выстрелит ему в голову прямо на месте и не закопает его тело в саду для удобрения турнепса.
– Я должна сказать, что нет. – Она села рядом с ним, ее взгляд опустился к его значительно уменьшившемуся члену. – Не удивительно, что тебе так нравится заниматься этим, Валентин.
Маркиз обнаружил, что надеется на то, что она не спросит его о том, какое место занимает сегодняшняя ночь среди всех других ночей в его жизни. Не потому, что он не запомнит ее, а потому что постарается это сделать. И в этом вовсе не было никакого чертова смысла. Он спал с женщинами, известными своим эротическим мастерством, проводил часы, занимаясь сексом в их насыщенных ароматами будуарах, а в свои молодые годы он лишил девственности одну или двух девушек – хотя их слезы и неестественность заставили его отказаться от встреч с представительницами этого типа. Все это так, но все же с Элинор Гриффин он не смог пройти мимо единственной возможности стянуть с нее платье, даже если на самом деле она стянула платье с себя сама.
Девушка продолжала смотреть на него, пока натягивала свою одежду, которая, по крайней мере, большая часть ее, была сухой. Ему повезет, если он не вернется домой с пневмонией. Скажи что-нибудь, приказал он себе, выискивая какую-нибудь учтивую и остроумную фразу, чтобы успокоить ее и не выглядеть при этом как помешанный дурак.
– Выдать тебя замуж за какого-нибудь полоумного старого слюнтяя будет бесполезным во всех смыслах, какие я могу представить, – протянул маркиз, вручая ей туфельку, а затем обшаривая кустарник в поисках своего сапога.
– По крайней мере, теперь я могу сказать, что сначала сделала то, что хотела сделать, – ответила она. – Спасибо тебе.
Он нахмурился.
– Ради Бога, не благодари меня, Элинор. Для меня это было удовольствием. Поверь мне.
Элинор откашлялась.
– Но ты… делаешь это все время.
С раздраженным вздохом, Валентин встал, взял ее за плечи и повернул лицом к себе. Нагнувшись, он поцеловал девушку крепко и глубоко, подняв ее подбородок и снова ощутив сладость ее рта.
– Я не делаю это все время, – пробормотал он, выпуская ее, чтобы натянуть свой влажный сюртук. – А теперь давай доставим тебя домой, пока ты не начала сожалеть обо всем этом.
– Я не буду сожалеть. – Элинор улыбнулась, от выражения на ее лице у маркиза пересохло во рту. – Не беспокойся об этом.
