Сюзан Таннер - Навсегда
Ханна жаждала прижаться к Джебу. Но боязнь испытать отвращение удерживала ее. Но тело уже изнемогало по Джебу, томилось, желало его.
От непреклонности Ханны пыл Джеба медленно стал угасать. В его жизни встречались такие несговорчивые женщины, которых он сначала упрашивал, затем, прижимая к себе, разжигал в них страсть, поддразнивая и побуждая их к тому, чтобы они сами просили его делать то, от чего отказывались вначале. Но он знал, с Ханной так поступать он не мог. Однажды ее уже изнасиловали. Джеб не собирался ничего делать против ее воли, что можно было бы сравнить с действиями тех подонков. Он не хотел, чтобы от близости с ней удовольствие получил только он.
Джеб убрал руку, а Ханна чуть не расплакалась оттого, что она лишилась этого сладостного ощущения. От собственных мыслей ей даже стало стыдно, но не настолько, чтобы она не смогла спросить:
– Куда ты собрался?
– Купаться, – произнес он и встал.
«Купаться?!» Так вот о чем он, оказывается, думал, когда прикасался к ней.
При виде его удаляющейся фигуры на глазах Ханны выступили слезы. Она никогда не пылала желанием по отношению к Кэйлебу, но он всегда хотел ее и каждый раз, проклиная свою естественную потребность, не отвергал ее, а овладевал ею. Она никогда не думала, что ее когда-нибудь что-то может ранить сильнее, чем унизительный отказ мужа от ее ласк. Теперь она поняла, что ошибалась.
Она глубоко вздохнула, вытерла слезы. В своей жизни она уже многое перенесла. С божьей помощью, она переживет и это. Возможно, так будет лучше. К тому же она не была уверена, что смогла бы жить как прежде, если Джеб вдруг злоупотребил бы теми ее чувствами, о которых она и не подозревала вплоть до сегодняшнего дня. Если бы из-за этого она пала в его глазах.
Довольно долго она оставалась неподвижной, прислушиваясь. Сквозь жужжание насекомых до нее донесся всплеск: это Джеб кинулся в воду и поплыл. Ханна почти что ощущала, как от холодной воды утихает зов ее охваченного вожделением тела, но, к сожалению, она не умела плавать.
Джеб оставался на реке довольно долго. И, когда он вернулся, она притворилась, что спит. Может, если она сделает вид, что ничего не случилось, так будет легче для них обоих. Возможно, Джеб так и считает. От этой мысли ей стало так горько. Похожие чувства последний раз она испытывала, стоя у могилы своей матери.
Айку все это не нравилось. Уилкинс должен был ждать его в баре. Он оглядел безлюдный бар, затем посмотрел на дверь, которая закрылась за барменом. Он вспомнил, в какой позе он оставил проститутку, и мерзко ухмыльнулся. Да, старина Херк устроит себе праздник.
Но, дьявол, где же Уилкинс? Он не подумал, что у этого олуха что-то получилось с проституткой, которую он поволок наверх. Этот дурень много раз уже сам убеждался в том, что ни на что не способен. Айк почти хохотал, представляя, в какой ярости была девка. А может, это ее вполне устроило – получить денежки и просто поваляться с ним рядом. Внезапно улыбка сползла с его лица. Посмотрев наверх, где было темно и тихо, Айк ощутил Томительное чувство тревоги. Уилкинса там нет. Айк мог поспорить: что-то случилось.
Чертыхаясь, он вышел из бара и направился в конюшню. У входа он остановился, осмотрелся и прислушался. Город спал, но, несмотря на мирную тишину, неприятное чувство не покидало его.
Услышав тяжелое сопение Уилкинса, Айк вошел в конюшню, где царила кромешная тьма. Немного привыкнув к темноте, он осторожно стал пробираться вглубь.
– Леон, – толкнул он храпевшего Уилкинса, который заснул полусидя в стойле. Возможно, его дурное предчувствие было ложным. Айк пихнул его носком ботинка. – Проснись.
– Какого черта? – Уилкинс разлепил глаза. Он чувствовал себя по-дурацки. – Айк?!
– А кто же еще, черт побери! И почему это ты спишь здесь? Что, та девчонка убежала от тебя, ты опять не смог?
При упоминании о той проститутке, Леон испытал вспышку гнева. Затем гнев обернулся страхом, что когда Айк узнает, как он убил девчонку, то рассвирепеет. Теперь они не смогут остаться в городе и охотиться за женой проповедника и за Уэллзом.
Уилкинс нервничал явно неспроста. И чутье Айка, наверное, и на сей раз его не подвело.
– Так что случилось? – Айк даже не попытался скрыть отвращение, звучавшее в его голосе. Когда Уилкинс не ответил, тревожное чувство усилилось. – Вот черт! Какого черта, ты здесь?
– Она смеялась надо мной, Айк. – Он вовсе не так хотел обо всем рассказать Айку, объяснить, почему им надо как можно быстрее убираться из города.
– Ты избил ее? – Ответа не было. – Сильно?
– Ей не надо было смеяться надо мной, – хныкал Уилкинс, – я лишь хотел заткнуть ей рот, но когда мои руки оказались на ее шее, как тут… – он замолк.
– Ты убил ее?! – Айк почти орал. – Ты, паршивый ублюдок!
Леон знал, что Айку все это не понравится.
– Я… не… не… хотел этого, Айк. Это случилось само по себе… – заикался он.
– Тебе, болван, не надо было притрагиваться к ее шее и душить ее! Теперь надо уносить отсюда ноги.
– Мы не можем уехать, – обеспокоенно произнес Уилкинс. – Уэллз и жена проповедника в городе.
– Здесь?! – Айк не мог поверить в такую удачу. Уэллз был здесь, но Уилкинс сделал так, что они не могут остаться. Он бы не мучился угрызениями совести, если бы бросил Уилкинса на растерзание «волкам», в данном случае, шерифу. Но он не надеялся, что ему позволят далеко уйти, когда кое-что узнают о его прошлом, о том, что на его руках человеческая кровь.
Он посмотрел на Уилкинса.
– И как же, черт тебя побери, мы сможем околачиваться здесь в поисках Уэллза и этой рыжей суки? – Айк не ждал ответа. Уилкинсу нечего было ответить.
Он уставился в темноту, в которой утопала улица. Уэллз и та жена проповедника могли быть где угодно.
– Мы сможем найти ее, Айк. Я знаю, мы сможем.
– Ну, понятно, что да, если Уэллз или шериф не найдут нас первыми. Неужели ты думаешь, после того, что ты сделал, они не будут нас искать?
– Ну, она ведь была просто проституткой.
– А ты – просто кусок никчемного коровьего навоза. Пошли. Надо линять отсюда. – Айк вывел из стойла свою лошадь.
– А что делать с девчонкой? – хныкал Уилкинс. Он должен найти эту суку, и она снимет с него порчу.
А потом он убьет ее. Он схватил бы ее за шею, как ту проститутку, которая издевалась над ним, и сжимал бы ее, пока она тоже не стала бы лиловой.
Айк не представлял себе, что значит душить. Он тоже раньше не представлял. Под тяжелым взглядом Айка Уилкинса трясло.
– Рано или поздно они уедут отсюда. Или Уэллз уедет один. Тогда мы доберемся до девчонки. – «И до Уэллза», – подумал Айк. Закончив седлать лошадь, он вскочил на нее.
