Мэри Стюарт - Побеги любви
— Моя дочь, — произнес Уоррик с неудовольствием, адресуясь к Ровене, — выдвинула серьезное обвинение против тебя. Что ты можешь сказать по поводу кражи жемчужного ожерелья?
— Она сказала, когда оно исчезло?
— Когда, Беатрис?
— Прямо перед обедом, — ответила Беатрис.
— Спросите ее, милорд, насколько она уверена в этом?
— Насколько, Беатрис?
Беатрис едва удержалась от того, чтобы не нахмуриться. Она не понимала, какая разница? Ожерелье исчезло и найдено в покоях Уоррика. Ясно, что девица не будет предполагать, что его взял он.
— Это было уже много позже полудня, когда я в последний раз видела его и решила тогда надеть его к обеду. И не более, чем через час оно пропало, и ее… — она указала пальцем на Ровену, — видели в моей комнате в это время. Это Мелисант ее видела.
Ровена улыбнулась Уоррику.
— Сказала ли я вам, в какое время вчера я убежала?
— Убежала? — воскликнула Беатрис. — Ты хочешь сказать, что ты пряталась в замке?
— Нет, миледи. Я не могла бы просто спрятаться от того, что вы планировали для меня.
Горячий жар прихлынул к щекам Беатрис, а в глазах сверкала злоба.
— Ты признаешься, что убежала? Ты знаешь, какого наказания заслуживают сбежавшие вилланы?
— О да, леди Беатрис, у меня есть свои собственные владения и свои собственные вилланы. Я должна знать…
— Лжешь! — прошипела Беатрис. — Разве ты бы обращался с ней так, отец?
— Я не думаю, что она лжет, — ответил он. — Я обращаюсь с ней так, потому что дал ей статус вилланов, но не по рождению. Но мы отвлеклись. Когда ты ушла отсюда, Ровена?
— Около полудня.
— Она опять лжет! — вскричала Беатрис. — Как ты можешь слушать…
— Ни слова больше, Беатрис, — ледяным тоном предупредил ее Уоррик.
— Время, когда я ушла, можно проверить, милорд, — предложила Ровена. — Мистрис Блуэ скажет вам: когда она заметила мое исчезновение, начала искать и не могла найти весь день. И стражник у внешних ворот может сказать, когда Милдред вовлекла его в разговор так, что я смогла пройти незамеченной. Только, я надеюсь, вы не накажете его, потому что, если бы он был более внимательным, вы нашли бы меня не у моста, а в темнице — по крайней мере то, что осталось бы от меня, — невинно закончила Ровена.
— Что ты скажешь, Беатрис? — спросил Уоррик.
— Она лжет, — презрительно сказала дочь лорда. — Нужно тех, на кого она ссылается, привести сюда, и пусть они скажут мне это в лицо.
— Ты думаешь запугать их? — ответил Уоррик, и на губах его появилась та самая усмешка, которую так ненавидела Ровена.
— Ответь мне вот что. Если она украла твой жемчуг, то почему не взяла его с собой?
— Откуда я могу знать, что думает шлюха?
Это замечание немедленно отразилось на лице Уоррика, он пришел в одно из самых мрачных своих настроений. Беатрис смотрела на него, не отводя глаз, слишком обозленная, чтобы бояться. Но когда он перевел свой нахмуренный взгляд на Мелисант, та не выдержала и расплакалась.
— Она заставила меня это сказать! — добровольно призналась Мелисант. — Я не хотела этого, но она грозилась, что тогда скажет, что это я украла ее ожерелье! Прости, отец! Я не хотела обижать Ровену, но Беатрис была так сердита на тебя…
— Да, на меня, — глухо прорычал Уоррик. — Все ради меня. Ладно, ты получишь то, что заслужила, это будет ради твоей пользы, хотя и очень запоздало.
39
Уоррик выпорол свою дочь прямо там же, в зале, использовав для этой цели толстый ремень перевязи своего меча. Ровена откинулась на спинку стула и закрыла глаза, но она не могла не слышать. Это было жестокое истязание. Крики Беатрис становили все глуше, ее жалобные просьбы невозможно слушать. Ровена закусила губу, чтобы не попытаться вмешаться, прежде чем Уоррик сочтет наказание достаточным. Уоррик успокоился только когда счел, что его дочь уже выглядит вполне раскаивающейся и крайне запуганной.
После того как ее дамы увели ее из зала, Уоррик рухнул на стул рядом с Ровеной.
— Это должно было умерить мой гнев, но нет…
— И вызвало мой, — сухо заметила Ровена.
Уоррик чуть не подавился от смеха.
— Ровена!
— Нет, простите меня, — серьезно сказала она. — Я не могу относиться к этому так легко. И ваш гнев, он, конечно, понятен. Сердечная боль, вызванная тем, что твой собственный ребенок хотел причинить тебе вред. Но постарайтесь вспомнить, что она все еще ребенок, у нее и месть носит такой же ребячий характер.
Он приподнял бровь.
— Ты пытаешься утешить меня?
— Боже правый, я даже не мечтала об этом.
Он не мог опять сдержать смех.
— Я рад, что ты здесь.
Ровена затаила дыхание при этих словах.
— Правда?
— Да, мне противно думать о том, что надо было бы выезжать в такой ливень, чтобы искать тебя.
Она изумленно посмотрела на него и заметила вдруг, что в уголках его губ притаилась лукавая усмешка. Неужели этот устрашающий дракон подшучивает над ней?
Это было удивительно, насколько спокойно она чувствовала себя теперь с ним. Он не казался теперь захватчиком, она не казалась себе пленницей. Неужели эта ночь, когда они испытали взаимную страсть друг к другу, действительно положила конец его мстительным намерениям? Вопрос был слишком интересным, чтобы не попытаться его выяснить.
— Ситуация с кражей, — осторожно начала она, — разрешилась к вашему удовлетворению?
— Да. — Здесь, да.
Ровена умела остановиться на этом, потому что услышала намек, который не вдохновил ее. Но в выражении его лица не было угрозы, и она решила еще попытаться.
— А что насчет моего пребывания — временного, в лесах?
Он прыснул, услышав, какие осторожные слова она подбирает для своего вполне успешного побега, если бы только не этот ее братец с планки мести.
— Что тебя интересует?
— Буду ли я наказана за это?
— Разве я чудовище, чтобы наказывать тебя, когда я знаю, какой вред мог быть тебе причинен, если бы ты не ушла из замка?
Она усмехнулась.
— Тогда…
— Не говори этого, — предупредил он.
— Чего — невинно спросила она.
Его нахмуренный вид был тем не менее совсем не страшным.
— Поскольку мы разобрались теперь с твоей кражей и твоим побегом, ты собираешься, наверное, обсуждать со мной твою жадность?
Ровена округлила глаза.
— Что касается этого обсуждения, я бы отложила его на будущее — на какое-нибудь весьма отдаленное будущее. Но есть еще одна вещь…
Сейчас, когда она дошла до того вопроса, ответ на который хотела знать, она не решалась его задать. Он был в мирном настроении, несмотря на всю эту неприятную историю с его дочерью, и ей не хотелось увидеть, как лицо его опять примет жесткое выражение. Но она хотела узнать, насколько серьезно изменилась его позиция по отношению к ней. Или это просто внешнее?
