Дебора Джонс - Мальтийская звезда
– Исцелять?
Музыка зазвучала громче, приглашая всех в круг.
Еще несколько женщин вышли вперед и начали покачиваться в такт музыке. Аликс закрыла глаза. Ее губы пересохли, и она облизала их.
– Это исцеляющий танец, – объяснял Северин. – Он пришел к нам от древних религий, которые правили миром в незапамятные века. Это дикий танец, предназначенный для того, чтобы излечить женщину от укуса мистического паука. Тарантелла означает «танец паука». Он говорит об укусе любви, – который возникает, когда женщина переполнена желаниями, спрятанными у нее глубоко внутри, и она держит их в узде. Иногда желания запрятаны так глубоко, что женщина даже не знает о них. Женщину, получившую такой укус, называют «тарантелла». Ей надо освободиться.
Тамбурины звучали все громче. К музыкантам присоединились еще несколько мужчин.
Аликс почувствовала, что ее тело тоже начинает раскачиваться, и испугалась. Танец был опасным, он притягивал ее к себе. Аликс не была уверена, что сможет сдержать себя и не поддаться этой первобытной музыке.
– Я хочу знать все, – попросила она.
– В Греции, южной Италии, Северной Африке и Испании, где «укус» тарантеллы очень сильно влияет на женщин, излечение приходит только через музыку и танец. Тарантелла уходит корнями в Древнюю Грецию и времена римлян, где она возникла в честь богов Диониса и Кибелы. – Северин говорил тихо, и голос его звучал завораживающе: – В древние времена южная Италия была частью Греции и называлась Великая Греция. Там в честь богини матери-земли было создано сильное матриархальное государство. Кастаньеты, тамбурелло – эти древние музыкальные инструменты – связаны с ритуалами, в которых принимают участие только женщины, уходящими своими корнями в древние культуры египтян и шумеров. В Греции и на Среднем Востоке женщины использовали кастаньеты в ритуалах, посвященных богине луны.
Вдруг Аликс услышала пение. Сначала оно было ритмичным, затем голос достигал самых высоких нот, а тамбурин либо поддерживал певца, либо играл контрапунктно.
У Аликс стучало в висках. Сейчас музыка играла громче, и Аликс начала раскачиваться в такт, как это делали другие женщины. Она делала это сначала робко, затем все увереннее, зачарованная музыкой. Паутина мифического паука окутывала ее тело все сильнее. Она оплетала ее тело и ее душу.
Тело и душа Аликс просили свободы.
Под мальтийской звездой на ее шее пульсировала кровь. Аликс закрыла глаза.
И вышла в круг.
Никто на нее не смотрел. Интуитивно она чувствовала, что глаза людей, окружавших ее, тоже закрыты.
В тех местах, где женщины одеты в черное, а их жизни еще: чернее, никто не таращит глаза, когда женщины отдаются на волю ритма.
Аликс кружилась вместе со всеми. Музыка становилась все зажигательнее. Она кружилась, двигалась, танцевала, а тамбурины гремели все громче, эхом отзываясь в ночи. Она чувствовала гальку под голыми ногами, а в глазах под опущенными ресницами горел огонь. Кровь вскипала в ее венах. Даже с закрытыми глазами она знала, что и другие женщины кружатся в танце под музыку своих мужчин, точно так же, как кружится в танце она. Она почувствовала, что Северин тоже взял в руки тамбурин и заиграл.
Знание пришло от инстинкта, и в танце этот инстинкт становился сильнее. Он пульсировал в тяжелом ночном воздухе. Сейчас она знала, что этот инстинкт появился в ней со дня встречи с Северином, когда ее жизнь начала круто меняться.
Она доверяла этому инстинкту. Она доверяла своему знанию. Они вместе подскажут ей путь.
Аликс танцевала, танцевала и танцевала, пока не почувствовала на плече руку мужа. Пока он не отвел ее в их палатку.
Глава 20
– Рим гораздо меньше, чем должен быть, – удивилась Аликс. Она сидела рядом с мужем на вершине холма. Внизу перед ними, как манящая ладонь, простирался маленький город.
– Что значит «меньше, чем должен быть»? – рассмеялся Северин.
– Из-за его могущества. – Аликс тоже рассмеялась. Они оба светились от счастья под лучами теплого майского солнца. – Мы всегда слышим о Риме больше, чем о Париже или Буде. В нем находится папа. Это центр религии и всего христианского мира.
– Я бы сказал, что это скорее центр интриг, – заметил ее муж. – Ты, случайно, не забыла, что второй папа находится в Авиньоне?
– Это другой папа, – упорствовала Аликс. – Он французский папа.
– Французский папа? – Северин снова засмеялся. – Как быстро вы изменились, миледи Бригант. Всего месяц назад вы считали себя француженкой.
– В самом деле? – Аликс наморщила носик. – Я этого не помню. Я не помню своей жизни без тебя.
– Это доставляет мне удовольствие, но так ли это на самом деле? Не напоминает ли тебе Рим что-то другое, вернее, какое-то другое место?
Аликс снова посмотрела вниз, на этот раз более внимательно. Она увидела жмущиеся друг к другу маленькие, низкие строения, окрашенные охрой и теснившиеся на крутом берегу реки. Она увидела огромные просторы зеленых холмов.
– Буду, – ответила она наконец. – Он напоминает мне столицу Венгрии. Хотя Буда гораздо меньше и компактнее. Буда представляется мне старше Рима, хотя я знаю, что это не так.
Рим казался мирным и сонным, когда Аликс смотрела на него с северных холмов. Однако когда они въехали в него, Аликс поняла, что он совсем другой.
– Как муравейник, – громко сказала она, стараясь перекричать царивший вокруг гвалт. – Даже в Париже гораздо тише и свободнее. А какая здесь торговля! Мы только что въехали в город, а мне уже предложили купить золотой обруч, медовый крем для лица и дешевые этрусские серьги.
– На твоем месте я бы недоверчиво отнесся к этрусским серьгам. Скорее всего, их сделали несколько месяцев назад в районе, где чеканят серебро. Римляне умеют торговать. Если бы у них была возможность, они бы продали и собор Святого Петра.
– Я буду осторожной, чтобы не позволить нищим купчишкам меня соблазнить, – хмыкнула Аликс. – Я знаю, что теперь я жена простого солдата и должна беречь каждый ливр.
– Ты сейчас в Италии, а не во Франции. Здесь ты должна считать каждый флорин. Но идея правильная. – Северин резко оборвал смех и внимательно посмотрел на жену. – Хотя ты можешь немного потратиться.
Аликс отвернулась от рулона зеленого шелка, который ей пыталась всучить какая-то женщина.
– Могу немного потратиться? И это говорит мой муж, генерал армии, который должен иметь дом, продовольствие и обмундирование! И это говорит человек, который неоднократно напоминал мне, сколько акров плодородной земли. Бургундии надо продать, чтобы снарядить рыцаря на войну?
– Твое платье выглядит ужасно, – поморщился Северин.
