Виктория Холт - Испанский жених
Филипп сразу осознал всю меру своей ответственности. Он стал королем Испании – Кастилии, Арагона и Гранады, – а также королем Неаполя и Сицилии. Он был герцогом Милана, верховным правителем земель, входивших в область Франш-Конте на востоке Франции, и всех трех Нижних Стран – Нидерландов, Бельгии и Люксембурга. Он носил титул короля Англии, ему принадлежали африканские Острова Зеленого Мыса, Канарские острова, Тунис и Оран, равно как Филиппины и Молуккские острова. У него были владения в Западной Индии, Мексике и Перу. Он стал самым могущественным монархом в мире – и все еще оставался молодым человеком, не достигшим даже тридцатилетнего возраста, по натуре замкнутым, хотя в последнее время и не чуравшимся чувственных удовольствий. Он был полон решимости верой и правдой исполнять свой долг, но служить сначала Богу, а уже потом – империи. Его великой мечтой было объединение всех стран Европы под знаменами Испании и распятиями святой инквизиции. Он собирался это сделать не ради славы, но во имя Бога.
И больше всего на свете Филипп не желал возвращаться в Англию. Он искал предлоги, чтобы по возможности затянуть разлуку с Марией, – хотя и делал это не со спокойной совестью. Ему было хорошо известно, что она уже никогда не сможет иметь ребенка.
Впрочем, став титулованным властелином половины христианского мира, Филипп столкнулся с множеством вполне уважительных причин, откладывавших его встречу с супругой.
У Филиппа уже иссякли все благовидные предлоги, задерживавшие его на континенте, когда разразилась война – война против самого Папы. Испания преданно служила католической церкви, но испанцы полагали, что центр католицизма находится не в Риме, а в Испании. С другой стороны, Карл за долгие годы своего правления накопил множество прав и привилегий, которые прежде принадлежали исключительно духовным лицам. Иными словами, он использовал церковь в своих политических целях. Под прикрытием Ватикана испанские войска не раз вторгались на итальянскую территорию – и многие папы старались представить эти действия императора, как проявление его доброй воли по отношению к Италии. Однако нынешний Папа, неаполитанец по происхождению, оказался куда несговорчивей своих предшественников, и в конце концов французский король уговорил его вступить с Францией в союз, направленный против Испании.
Так, едва взойдя на престол, Филипп – ненавидевший войну – оказался втянутым в кровопролитные боевые действия.
Вскоре возникла необходимость в каком-нибудь могущественном союзнике. Тогда-то Филипп и решил заручиться поддержкой англичан – те уже давно враждовали с Францией и ради своих побед над ней могли послать свои войска даже в Италию. Оставалось лишь убедить английскую королеву в выгодах такого похода. А кто же мог сделать это лучше, чем ее супруг?
Филипп не желал возобновлять свои малоприятные супружеские обязанности – однако другого выхода у него не было.
Мария не могла ни спать, ни есть. Итак, он возвращается! В течение последних месяцев он много раз обещал приехать, но не держал своего слова. Уезжая, он сказал, что будет здесь через четыре недели. Тогда был август тысяча пятьсот пятьдесят пятого года, а теперь уже март тысяча пятьсот пятьдесят седьмого. Почти полтора года разлуки!
Но сейчас это не так неважно. Главное, он все-таки возвращается. В его отсутствие она состарилась – провела слишком много бессонных ночей, слишком много плакала. Увы, слезы оставляют неизгладимые следы на лице женщины. Ее кожа иссохлась, появилось множество новых недугов. Она похудела, стали заметны опухшие лимфатические узлы.
Прошлая осень принесла с собой проливные дожди, и Темза вышла из берегов. Зал Вестминстерского дворца затопило так, что по нему можно было проплыть на лодке. Постоянная сырость привела ко множеству эпидемий. Мария и сама заболела – в то время казалось, что ей уже ничего не поможет. Так в одиночестве проходила ее жизнь. Умер Гардинер – а ведь на него она полагалась больше, чем на кого-либо, за исключением Филиппа и кардинала Поула.
Ее сестра Елизавета, судя по всему, снова строила заговор против нее. Говорили, в Вудстоке она принимала гадалок и спрашивала у них, сколько осталось жить Марии. Один джентльмен из свиты Елизаветы под пытками признался в своем намерении поднять восстание и посадить Елизавету на трон. Ну, стоило ли оставлять в живых такую женщину? Когда та появлялась на улице, народ приветствовал ее громче, чем саму королеву. Так молода и красива была Елизавета. Ей не пришлось испытать того, что выпало на долю униженной и осмеянной Марии.
Филипп писал из Европы, что она должна проявлять терпимость по отношению к Елизавете. Даже пробовал убедить ее в невиновности сестры. И не уставал напоминать, что за принцессу готова вступиться вся Англия.
Почему он так заботился о Елизавете? Порой, останавливаясь перед портретом Филиппа, Мария задавалась вопросом: «Уж не дожидаетесь ли вы моей смерти – чтобы начать ухаживать за новой английской королевой?»
Она знала, как он ответил бы ей, окажись тогда она рядом: «Я желаю сохранить ее, чтобы английский трон не перешел к шотландской королеве Марии».
Что ж, возможно, это было правдой. Но разве значили бы его слова, что он не надеялся на ее скорую кончину?
– А я так никогда и не жила по-настоящему, – шептала она. – Вот о чем теперь приходится пожалеть.
Но сейчас он уже был на пути в Англию. Как-то сложатся их новые взаимоотношения? Вышивая гобелен, который начала еще ее мать и которой по завершению работы предстояло повесить в королевских апартаментах Тауэра, она задумывалась о том, насколько ожидание его приезда связано с желанием иметь детей. В прошлый раз ей не повезло. А в следующий?
В таких случаях в ней снова вспыхивали прежние надежды. Неужели ее возраст уже не позволял ей родить ребенка. Она в это не верила.
И наконец, в один из мартовских дней, когда на реке сверкали яркие солнечные блики, а берега золотились от недавно распустившихся нежных ноготков, Филипп вернулся.
Когда он прискакал в Гринвич, Мария от счастья чуть не лишилась чувств. Она плакала. Ей было не до церемоний – кто сказал, что королева хоть раз в жизни не может обойтись без них?
– Филипп! – воскликнула она и со всех ног бросилась к нему.
Они обнялись. Она заметила, что внешне он немного изменился. У него появились морщины на лице, он стал менее привлекательным, чем прежде. Но Мария не хотела об этом думать. Ее единственный и желанный мужчина снова оказался рядом с ней, и она должна была верить, что вернулся за ее любовью, а не для того, чтобы заручиться ее поддержкой в войне с Францией.
