Бренда Джойс - Неукротимое сердце
— Держи шлюху, пока не удрала!
Кэндис вцепилась в гриву вороного, который, взяв с места в карьер, понесся прямо на толпу, бросившуюся врассыпную из-под его копыт. Подобрав поводья, она попыталась остановить коня, как вдруг раздались выстрелы и крики. Жеребец закусил удила и помчался еще быстрее. Кэндис тщетно натягивала поводья. Оглянувшись, она увидела неясные фигуры стрелявших мужчин и женщин, разбегавшихся в поисках укрытия.
Наконец жеребец, раздраженно крутя головой, замедлил бег. Почувствовав, что конь повинуется ее руке, Кэндис свернула в первый же переулок и поскакала назад, на звуки выстрелов. Бросить Джека сейчас значило бы обречь его на верную гибель. Осадив вороного в квартале от Мейн-стрит, Кэндис прислушалась. Сердце ее бешено колотилось, дыхание с шумом вырывалось из груди, живот внезапно скрутила такая боль, что она застонала.
— Не дайте ему уйти! — раздался крик, вслед за которым загрохотали выстрелы.
Вонзив каблуки в бока вороного, Кэндис понеслась к месту перестрелки. Спустя мгновение она увидела Джека, мчавшегося стремглав по боковой улочке. По пятам за ним гналась толпа, паля на ходу в живую мишень. Это было самое настоящее убийство.
— Джек! — закричала Кэндис, пришпорив коня.
Джек пригнулся, и ей на мгновение показалось, что пуля достала его.
— Джек!
Он выпрямился и побежал к ней. Кэндис резко натянула поводья, но не смогла остановить обезумевшего коня. Джек ухватился за седло, но промахнулся и вцепился в стремя. Конь скакал навстречу толпе, увлекая за собой Джека. Перехватив поводья в одну руку, Кэндис вытащила револьвер. Вокруг свистели пули, что-то обожгло ее щеку. Тщательно прицелившись, она выстрелила в мужчину, который перезаряжал револьвер. Он упал. Вороной заржал и взвился на дыбы. Не успели его передние копыта коснуться земли, как Джек оказался за спиной Кэндис. Схватив поводья, он резко развернул коня, и тот понесся галопом в противоположном направлении, прочь от разъяренной толпы.
Они мчались со скоростью ветра.
Только оказавшись за пределами Эль-Пасо, Кэндис осознала, что щека ее болезненно пульсирует и залита кровью. Город остался позади, вокруг расстилалась холмистая пустыня. Усталый конь замедлил бег. Крепкие руки Джека обнимали ее. И они были живы. Кэндис прислонилась к нему и застонала, снова ощутив спазм в животе.
— Кэндис, у тебя кровь! — воскликнул Джек и осадил вороного.
Соскочив с коня, он осторожно опустил ее на землю.
— Твое лицо, — сказал он, коснувшись ее щеки. Кэндис всхлипнула.
— Ничего страшного, царапина, — выдохнул он. — Проклятие! Разве я не велел тебе скакать очертя голову? Ты когда-нибудь будешь делать то, что тебе велят?
— О, Джек! — выдохнула Кэндис.
Опустившись на колени, он обнял ее и ненадолго замер. Затем отпустил Кэндис и выпрямился.
— Нужно заняться твоей раной. — Джек направился к коню.
Кэндис кивнула, с ужасом ожидая очередного приступа боли. Молясь, чтобы он не наступил, она начала массировать живот. Услышав приглушенный возглас, она посмотрела на Джека. Он громко выругался.
— Что случилось?
— Конь ранен, — отозвался он. — Ну-ну, полегче, милый, полегче, — ласково проговорил Джек, успокаивая вороного, а затем перешел на язык апачей.
Приподнявшись, Кэндис увидела, что круп жеребца сильно кровоточит.
— О, Джек, его подстрелили!
— Всего лишь царапина, но ему, должно быть, чертовски больно. — Он погладил коня по холке. — Бедняга, такое мужество не часто встретишь.
Вернувшись к Кэндис, Джек осторожно стер кровь с ее лица и перевязал рану.
— Он сможет нас выдержать?
— Да, но недолго. Ему нужно отдохнуть, и тебе это тоже необходимо. Ты очень бледна, Кэндис. С тобой все в порядке?
Со слезами на глазах Кэндис коснулась его лица.
— Я так боялась, что они убьют тебя.
— Чтобы я оставил тебя? — пошутил он. — Да никогда!
— Джек, у меня начались схватки. Он насторожился:
— Ты должна лечь. Сейчас же. Что ты чувствуешь?
— Слабость. Облегчение. В общем, ничего особенного. Он выругался.
— Начать с того, что я не должен был оставлять тебя там. Мы проведем ночь здесь.
— Но это слишком близко от города.
— Мы не можем рисковать жизнью ребенка. Холмы — неплохое укрытие, да и я покараулю. К тому же толпа труслива. Они охочи до того, что легко дается. Я ранил четверых, и еще один на твоем счету. Сомневаюсь, что они решатся нас преследовать, а если и решатся, то пожалеют об этом.
Глаза Кэндис слипались. Она чувствовала себя безмерно измученной. Джек расстелил скатку и уложил на нее жену. Рука его нежно коснулась ее волос. Кэндис прижалась щекой к его ладони и погрузилась в сон.
Джек смазывал бок жеребца, и его руки вдруг затряслись. Он посмотрел на Кэндис. Случись что-нибудь с ней… Он никогда себе этого не простит. Никогда.
Решив взять с собой Кэндис, Джек действовал сгоряча, поддавшись собственническому инстинкту. Независимо оттого, был ли проповедник самозванцем, Кэндис принадлежит ему, как и ребенок, которого она носит. Ничто и никто не может изменить этого. Однако теперь, когда способность разумно мыслить вернулась к Джеку, он понял, что увяз. По самое горло.
Как, к дьяволу, он объяснит Кэндис присутствие Дати в его вигваме?
И дело не только в этом. Джек понимал, что, хотя стычка с толпой примирила их, конфликт далеко не исчерпан. Кэндис ясно выразилась, что не хочет рожать ребенка в лагере апачей, и поехала с ним отнюдь не добровольно. Но теперь слишком поздно. Ему остается только подчиниться обстоятельствам.
В поисках выхода из положения Джек перебрал в уме дюжину способов, как рассказать Кэндис о Дати, но все они наносили непоправимый удар по их отношениям. Он решил, что посвятит ее в детали их будущей жизни позже — скажем, завтра вечером, а то и послезавтра.
Всю ночь Джек не смыкал глаз, то и дело поглядывая на беспокойно метавшуюся во сне Кэндис. Лишь под утро, с первыми проблесками рассвета, он осторожно прилег рядом с женой на скатку, прижал ее к себе и заснул.
Глава 68
Кэндис разбудило утреннее солнце, обещавшее погожий весенний день. Она лежала в теплых объятиях Джека. Инстинктивно прижавшись к нему теснее, она вдруг вспомнила, где она и почему. Джек вернулся, но лишь затем, чтобы увезти ее с собой. В свете нового дня и пережитого накануне ужаса собственное положение показалось Кэндис особенно мрачным и безысходным. Так нельзя. Она не может жить среди апачей, которые ведут войну с ее соотечественниками.
Кэндис села на постели и посмотрела на Джека. Он, видимо, только что проснулся, но его глаза были открыты, а взгляд ясен.