Лоретта Чейз - Мистер Невозможный
Но возможно, он просто казался длиннее. Дафна не знала, как далеко они зашли, когда внезапно Карсингтон остановился. У нее возникло страшное подозрение. Последние несколько ярдов ей на голову сыпались мусор и комки грязи, сейчас же пол был усыпан щебнем.
— Дело плохо? — спросила она.
— Да, дорога перекрыта.
Судя по звукам, он разбирал камни.
— Но преграду можно разобрать, — сказал он.
Вот уж действительно хорошо! Груда камней может обрушиться вниз и похоронить их заживо.
— С другой стороны, — продолжал он, — я не могу определить длину этого завала.
Если ей придется возвращаться по тому же длинному душному коридору, она сойдет с ума.
— Древние, раскапывая камни, пользовались примитивными орудиями, — сказала она. — Мы же можем пробраться сквозь эту груду, разгребая ее руками и кинжалами?
— Можно попытаться, — ответил он, — но это займет очень много времени, а впереди может оказаться более плотная преграда. Ты уверена, что не хочешь вернуться?
— Я совершенно уверена, что они будут поджидать нас там.
Они убьют его. «Сначала убьем мужчину, — сказал один из них. — Когда он умрет, она не доставит нам беспокойства».
Но другие говорили, что живой англичанин стоит дороже: они могут получить за него выкуп или сделать его евнухом и продать как раба. Кто-то возразил, что трудно найти покупателя. Другой высказал мысль, что избавиться от трупа намного проще, чем прятать большого злобного англичанина. Они торговались за жизнь Карсингтона, как могли бы торговаться за щепотку трубочного табака.
Дафна не допустит, чтобы он попал им в руки.
— Если я протиснусь рядом с тобой, — сказала она, — я помогу убрать больше камней. Две пары рук увеличат наши шансы.
А если они будут погребены заживо, то по крайней мере она будет рядом с ним до конца.
— Не надо больше слов, моя дорогая. Ты убедила меня, как только сказала, что прижмешься ко мне своим божественным телом.
— Ты невозможен, — сказала она. — Я вся в грязи, от меня дурно пахнет.
— От меня тоже, — повеселевшим голосом сказал он. — Но ты все же предложила. Не могу разобраться — или ты безумно смела, или безумно влюблена. Возможно, то и другое!
Дафна протиснулась к нему, заставляя отодвинуться.
— Когда мы выберемся отсюда, если мы отсюда выберемся, я надеру тебе уши, — сказала она.
— Мы выберемся, — сказал он.
— Хватит болтать, давай раскапывать.
Руперт перестал не только говорить, но и думать, и начал убирать камни с их пути. Как и в гробнице, откуда они сбежали, это были большей частью каменные обломки и осколки. Могло бы быть гораздо хуже, говорил он себе. Завал образовался, должно быть, совсем недавно. Он не осел. В нем не было песка. Как только он оттащил часть мусора, то увидел, что проход стал шире прежнего. 2«о Должно быть, он скоро кончится.
Однако Руперт не высказал своих надежд, а трудился молча и усердно; рядом с ней, бедро к бедру, он разбирал завал с одной стороны, она с другой. В его голове мелькали события последних часов этого дня, казалось, в них уместилась целая жизнь: песчаная буря, его страх за нее и его страсть, утоление этой страсти…
Дафна. Это было греческое имя. Богиня? Нимфа?
— Которая из них была Дафна? — спросил он. Дафна приостановила работу. Он скорее почувствовал, чем увидел, как она вытерла лицо.
— Которая из кого?
— В греческих мифах есть нимфы. Которую звали Дафной?
— Дочь речного бога. Это она превратилась в лавровое дерево, чтобы спастись от Аполлона.
— Ах да, теперь я вспомнил! Греческие женщины только этим и занимались. Превращались в деревья, цветы, эхо. Я всегда думал, что это уж чересчур. Чем плохо, например: «У меня болит голова»? И вообще, какой жеманницей должно быть это существо, чтобы убежать от Аполлона? Разве он не был красавцем?
— Я всегда думала, что она глупа, — тихо сказала Дафна. — Не какой-то бог, а сам Аполлон. Но в этих мифах нет никакого смысла. Вы узнаете, что одна женщина принимает ухаживания лебедя, другая — быка. С другой стороны, есть… Мистер Карсингтон, что это за запах?
— Не так давно я был Рупертом, — пожаловался он. — Почему я снова мистер Карсингтон? Разве я виноват, что мы ползем по этому подземелью? В любом случае, если я пахну хуже, чем раньше, это из-за того, что я копаю, и здесь, должно быть, около девяноста гра… — И тут он почувствовал его — запах давно умершего египтянина. Запах был очень сильный. Руперт никогда не сталкивался ни с чем подобным. Несмотря на отвращение и страх, он быстро убирал камни. Запах становился все сильнее. Но путь был свободен. Руперт протянул в пустоту руку, опустил ее, что-то хрустнуло.
— Думаю, мы добрались до конца, — сказал он.
Он почувствовал, как она пошевелилась, продвигаясь вперед.
— Определенно пахнет могилой, — сказала Дафна.
— Не надеюсь, что у тебя остались свечи. Кажется, на полу… много мусора.
Он услышал шорох.
— У меня в поясе есть огарок, — ответила она, — но я не могу найти трутницу.
Руперт достал свою и после нескольких неудачных попыток зажег остаток свечи.
Он давал мало света, но его оказалось достаточно, чтобы он увидел, что они вошли в погребальную камеру, пол которой был усыпан останками мумий.
Руперт велел Дафне не гасить огонь, пока они не найдут входа в шахту. Ему не хочется наступать на мумии, объяснил он.
Трудно было не наступить. В погребальной камере захоронили большое семейство. Мумии были разодраны на куски, на полу валялись руки, ноги и черепа. Дафна поняла, что поиски сокровищ велись совсем недавно. Или это было так, или кто-то еще совсем недавно прошел здесь, ибо в воздухе еще стояла пыль. Она забивалась в ноздри и раздражала глаза. Но каменная пыль, забивавшаяся в ее нос и глаза, в некоторой степени ограждала ее от запаха, исходившего от мумий. Но они не стали задерживаться.
Благодаря раскопкам и разграблению выход был свободен и находился совсем недалеко. Эта гробница не была такой глубокой, как та, из которой они сбежали. Как только Дафна и Руперт оказались далеко от расчлененных мумии и вылезли из шахты, они погасили свечу.
В нескольких ярдах от них в лунном свете виднелся выход. Они поспешили к нему мимо грубо выбитых стен, лишенных каких-либо украшений. У выхода они остановились.
В Египте луна, казалось, светила ярче, чем в Англии. Они выглянули наружу.
Они вышли на той стороне горы, которая была обращена к Ассиуту. Город располагался в середине плодородной равнины, в лунном свете его минареты казались белоснежными. От него земляная плотина, построенная для задержания воды во время ежегодного наводнения, вилась к Нилу, изгибы которого были отчетливо видны издалека.
