Джудит Айвори - Чудовище
Шарль взял руку жены в свою и, высыпав цветки ей на ладонь, слегка растер их.
– Понюхай, – попросил он.
Луиза вдохнула в себя свежий, пряный аромат. Он продолжал слегка поглаживать ее руку, пока она не отняла ее у него. Ее ладонь пощипывало там, где он потер ее. Она подняла на него глаза: какой он странный – этот человек с изуродованным лицом и трепетной любовью к цветам.
Он продолжал:
– Английская лаванда считается более ценной, но я предпочитаю свой сорт. У английского кустарника запах стерильный, он размножается черенками и побегами от корней, а не семенами. А мой сорт, – он любовно провел ладонью по верхушкам стеблей, – дикий. Он рассыпает семена на каменистой почве. И я чувствую разницу по запаху. У моего растения запах более сильный, пряный… Более мощный, что ли, – сказал Шарль и рассмеялся.
Открытая улыбка озарила его лицо. Он сверкнул белыми, чуть неровными зубами. Приятная улыбка – немного плутоватая, но теплая и искренняя, как прованское солнце.
Луиза смотрела на него как зачарованная. Она нравится ему. Он обращается с ней нежно и бережно. И она никак не могла понять почему. Его отношение к ней нисколько не изменилось даже после вчерашней ночи и ее красноречивого отказа разделить с ним супружеское ложе. Видимо, здесь не обошлось без черной магии.
Прежде чем повернуть обратно, Шарль насыпал ей в руку пригоршню цветков и сказал:
– Древние использовали лаванду, когда принимали ванну. Некоторые полагают, что само название «лаванда» произошло от латинского слова «lavare», что значит «мыться». Вот, держи. Сейчас я наберу тебе еще для ванны. – Остановившись, он сорвал несколько цветущих веточек, пахучих, ярких, и сделал из них букет. – Оборви только цветки, брось их в горячую воду, пусть они немного намокнут, затем полезай в ароматную воду. – Он протянул ей букетик и снова широко улыбнулся. – И пока будешь нежиться среди цветов, думай обо мне.
Получилось же все наоборот. Вечером того же дня Шарль, прислушиваясь к шуму воды в ванной, думал о ней: она лежит в его новой сияющей ванне обнаженная, мелкие фиолетовые цветочки сталкиваются с ее гладкой белоснежной кожей, ароматный пар поднимается от воды. Он расположился в своей комнате на другом конце коридора и с каждым всплеском воды чувствовал прилив возбуждения, всерьез подумывая о том, чтобы в одиночестве дать ему волю. Однако он все же решил встать и пойти к Луизе.
Шарль постучал в дверь ванной:
– Могу я войти?
Послышался всплеск и ее удивленный возглас.
– Нет… нет! – запинаясь крикнула Луиза.
– Я хочу войти, Луи… Лулу. – Все, он преодолел этот барьер. О Господи, лучше он будет называть ее так, чем обращаться к ней официально, чтобы хоть как-то растопить холодность в их отношениях.
Еще всплеск. Похоже, она вылезает из ванны. Хочет запереться от него.
Шарль решительно распахнул дверь. Луиза накинула на себя фиолетовый пеньюар. Он успел заметить белоснежное плечо, округлость груди, тут же скрытую под толстым слоем ткани.
Он сказал:
– Мои поступки гораздо привлекательнее моей внешности. Красота необходима в нашей жизни, это не роскошь. Ты не должна ненавидеть себя за то, что красива.
– Простите, что вы сказали?
– Вчера ночью ты рассердилась на меня, когда я сказал, что ты прелестна. По крайней мере это явилось одной из причин твоего раздражения. Но ты действительно хороша собой. И ты должна получать от этого удовольствие. Так же как сегодня ты наслаждалась ароматом лаванды.
Луиза рассмеялась и потуже завязала пояс пеньюара.
– И вы пришли сюда, чтобы сказать мне об этом?
– Нет, я зашел, чтобы увидеть тебя обнаженной, но поскольку ты оказалась проворнее меня, я хочу проверить, удастся ли мне уговорить тебя раздеться снова.
Луиза опять рассмеялась, на этот раз веселее, и попыталась протиснуться мимо него к двери. Но он преградил ей путь.
И тут – инстинкт, отчаяние, он не мог сказать, что именно заставило его сделать это, может, злость, – Шарль наклонился и обхватил ее за бедра. Издав возмущенный вопль, Луиза стала вырываться из его объятий. Тогда он подхватил ее на руки, шагнул к ванне и опустил жену в воду. Рукава его рубашки намокли, но дело стоило того – зрелище было достойно внимания. Луиза погрузилась в воду, окунувшись в нее с головой, болтая ногами и хватаясь за его плечи, и тут же вынырнула. Ее намокший пеньюар окрасил воду в фиолетовый цвет.
Продолжая отплевываться, она взвизгнула:
– Вы с ума сошли? – Ее волосы, которые она узлом завязала на затылке, расплелись и погрузились в воду вокруг ее пурпурно-фиолетовых плеч.
Луиза стала барахтаться в ванне, пытаясь выбраться, но стоило ей приподняться, как отяжелевшая ткань пеньюара поползла вниз, и Луиза снова рухнула в ванну, запахнув пеньюар, причем одна его пола была надежно прижата, а вторая, словно кружевная морская водоросль, извивалась вокруг ее ног. Шарль уставился на ее изящные икры, видневшиеся под темнеющей водой, – ее пеньюар напоминал диковинное морское чудище, истекающее фиолетовой кровью. Он не сводил глаз с ее стройных лодыжек, изящных ступней с высоким подъемом. По поверхности плавали цветки лаванды, намокшие и потемневшие в прозрачной воде цвета спелой сливы.
Луиза смутилась:
– Вы… вы… – По-видимому, ее французский словарный запас не включал в себя бранных выражений. Он решил ей помочь и подсказал: – Кретин, дикарь, негодяй.
– Сукин сын.
– Ого! – удивленно воскликнул он. – Черт возьми, ты делаешь успехи. Так гораздо лучше, чем все эти твои великосветские замашки.
Луиза оскорбленно поджала губы и уселась поудобнее, опершись руками о края ванны. Нахмурившись, она пробурчала:
– Вы могли меня утопить.
– «Ты, ты». Используй это слово, – сказал он, предлагая ей перейти к менее официальной форме обращения, принятой только между близкими друзьями и любовниками.
– Я не знаю, как с ним спрягать глаголы. Мой преподаватель считал это обращение интимным.
– Так научись. Написание у них различно, а произносятся они так же, как формы первого лица. Это значит, что «ты» и «я» суть одно. – Он перевел дух. – Лулу… – На французском ее имя означает «миленькая», «лапочка» – так обращаются к пухленькому ребенку или пушистому щенку. Он повторил: – Лулу… – Затем: – Посмотри на меня. – И тут, повинуясь неожиданному порыву, он принялся расстегивать пуговицы рубашки.
– Шарль… – Ее прелестные глаза широко раскрылись от изумления – взмах густых ресниц, напоминающих крылышки золотистой пташки.
Он храбро встретил ее взгляд и продолжал раздеваться.
Его рубашка распахнулась, и Шарль одним резким движением снял ее, настойчиво повторяя:
