Жюльетта Бенцони - Опал императрицы (Опал Сисси)
Делать было нечего – нужно было подойти к ней. Однако смущение и неловкость князя не уменьшились, напротив, еще возросли, возможно, из-за того, что странная женщина говорила таким нежным тоном. Он взял протянутую руку и склонился над ней, не осмеливаясь прикоснуться губами.
– Простите мое волнение! – наконец сумел выдавить из себя Морозини. – Я уже потерял всякую надежду снова увидеть вас, сударыня...
– Ждать пришлось долго, Франц, но как можно жалеть об этом сейчас, раз вы сумели превозмочь ваши страдания, чтобы поспешить мне на помощь и спасти меня от смерти...
На мгновение растерявшийся Альдо вовремя вспомнил, что он, как считается, долго и жестоко страдал от ран, полученных на войне.
– Слава богу, мне уже лучше. Я спешил к вам, когда тайный голос указал мне место, где вас держали в заточении.
– Я не считала себя пленницей, потому что мне пообещали отвести меня туда, где вы меня ждете. Только вчера вечером я испытала страх... Я все поняла. О господи!
Увидев, что в прекрасных темных глазах появился ужас, взволнованный Альдо придвинул к ее креслу низенькую скамеечку, сел на нее и снова взял женщину за руку. Рука сильно дрожала.
– Забудьте об этом, Эльза! Вы живы, остальное не имеет значения! Что касается тех, кто осмелился на вас напасть, причинить вам зло, – будьте уверены, я сделаю все, чтобы они понесли наказание.
Взгляд темных глаз снова стал спокойным и ласковым.
– Мой вечный рыцарь!.. Вы были Кавалером розы, а теперь вернулись ко мне в сверкающих доспехах Лоэнгрина[12].
– С той разницей, что вам незачем спрашивать мое имя...
– И с той, что вы не уедете? Ведь мы больше не расстанемся, правда?
В ее вопросе прозвучали не укрывшиеся от Альдо повелительные нотки, но он уже успел подготовиться. Лиза подсказала ему ответ:
– Уеду ненадолго. Я должен вскоре вернуться в Вену для того, чтобы... закончить лечение, которому подвергаюсь уже несколько месяцев. Ведь я болен, Эльза!
– Вы не выглядите больным! Никогда вы не были так красивы! И как хорошо, что вы перестали носить усы! Зато я сильно изменилась, – с горечью прибавила она.
– Не верьте этому! Вы прекраснее, чем когда-либо...
– Правда?.. Даже вот с этим?
Пальцы, нервно теребившие белый шарф, резко его отдернули, и в ту же секунду Эльза повернула голову, давая своему рыцарю возможность как следует разглядеть рану. Она со страхом ждала, что он вздрогнет, но этого не случилось.
– Ничего ужасного в этом нет, – мягко произнес князь. – И, кроме того, мне ведь известно, что вам пришлось пережить.
– Но раньше вы этого не видели! И вы по-прежнему считаете, что меня можно любить?
Он всмотрелся в большие темные бархатные глаза, залюбовался шелковистым блеском уложенных короной светлых волос, тонкими чертами, их врожденным благородством, от которого это изуродованное лицо словно бы окружало какое-то сияние.
– Клянусь честью, сударыня, я не вижу к этому никаких препятствий. Ваша красота пострадала, но ваше очарование от этого, может быть, даже усилилось. Вы кажетесь более хрупкой, от этого более драгоценной, и тот, кто любил вас когда-то, не может не полюбить еще сильнее...
– Значит, вы меня еще любите?.. Несмотря на это?
– Ваши сомнения для меня оскорбительны. Незаметно увлекшись этой странной игрой и еще более странной, но такой прелестной женщиной, Альдо без труда придал своему голосу интонации пылкого чувства. В эту минуту он любил Эльзу, его любовь родилась из желания спасти ее любой ценой, соединенного с естественным влечением благородного сердца к прекрасному и вместе с тем несчастному созданию.
Эльза уронила голову на руки. Альдо понял, что она плачет – наверное, от волнения, – и предпочел промолчать. Спустя несколько минут она заговорила сама.
– Господи, как я была глупа и как плохо знала вас! Я боялась... я так боялась всякий раз, когда шла в Оперный театр! Я боялась, что вы испугаетесь, но мне так хотелось, так необходимо было снова вас увидеть... в последний раз.
– В последний?.. Но почему?
– Из-за моего лица. Я думала, что хотя бы испытаю счастье видеть вас, коснуться вашей руки, слышать ваш голос... А потом мы расстались бы, назначив свидание... куда я так и не пришла бы. А во время всей нашей встречи я бы отказывалась поднять кружевную мантилью, которая так хорошо меня защищала... и вызывала любопытство стольких людей!
– Что? Вы бы даже не позволили ему... мне полюбоваться вашими прекрасными глазами? Когда смотришь в них, ничего другого не видишь!..
– Что поделаешь... Наверное, я была очень глупа...
Она подняла голову, вытерла глаза маленьким платочком, потом по привычке поправила муслиновый шарф. На лице ее играла счастливая улыбка.
– Помните то стихотворение Генриха Гейне, которое вы мне читали, когда мы гуляли в Венском лесу?
– Память теперь меня подводит, – вздохнул Морозини, не так уж хорошо знавший творчество немецкого романтика и предпочитавший ему Шиллера и Гёте. – Был даже недолгий период, когда я полностью ее утратил.
Вы не могли его забыть! Он был «нашим» поэтом, как и поэтом той женщины, которой я поклоняюсь, которую чту больше всех на свете, – прибавила она, обратив увлажненный слезами взгляд к бюсту императрицы. – Посмотрим! Попробуйте вместе со мной!
У тебя есть алмазы и жемчуг,
Все, что люди привыкли искать...
Ну, что же? Такое естественное продолжение даже не приходит вам в голову?
Альдо, измученный пыткой, бессильным жестом развел руки, надеясь, что на этом его простят.
– Я еще немного продолжу, и вы вспомните, что дальше, я уверена:
Да еще есть прелестные глазки —
Милый друг! Чего больше желать?
Поскольку он по-прежнему молчал, она продолжила одна, дочитав до последней строфы:
Эти чудные глазки на сердце
Наложили мне страсти печать;
Ими, друг мой, меня ты сгубила...
Милый друг! Чего больше желать?[13]
Последовавшее за тем молчание показалось Альдо тягостным, он больше не находил, что сказать, и исподволь начинал злиться за это на Лизу. Как она могла втянуть его в это дурацкое приключение, ничего не дав ему в помощь? Хоть бы рассказала о вкусах и привычках Эльзы! Должен же в этом огромном доме найтись сборник произведений Генриха Гейне? Князь не только смутился, но совсем растерялся и мучительно искал какие-нибудь умные слова. Однако Эльза, казалось, целиком ушла в свои грезы, и он решил промолчать и дождаться, пока она вернется.
Внезапно она повернулась к нему:
– Если вы все еще любите меня, почему же тогда до сих пор меня не поцеловали?
– Наверное, потому, что чувствую себя недостойным. Прошло так много времени, и вы снова стали для меня недоступной принцессой, к которой я едва осмеливаюсь приблизиться...
