Тереза Медейрос - Его изумительный поцелуй
— О, Эш!.. Боже мой!.. Эш!.. О!..
Она накрыла его руку своей рукой. Кларинда заставила Эша еще больше нажимать на чувствительный бугорок, а с ее губ сорвался восторженный крик, сообщивший ему о том, что она достигла сияющих высот наслаждения.
Эш был готов к взрыву Кларинды, но он никак не ожидал, что сам последует за ней в эту опасную пропасть. Эшу понадобилась вся его сила воли, чтобы сдержать охвативший его экстаз, похожий на волну прилива, готовую снести все на своем пути.
Все еще прижимая к себе дрожавшую Кларинду, Эш упал на валик. Его грудь вздымалась от тяжелого дыхания, словно он пробежал огромное расстояние.
Понятия не имея о том, что, извиваясь в экстазе от ласк Эша, она постоянно задевает ягодицами его восставшую плоть, Кларинда довольно вздохнула и, повернувшись в его объятиях, обвила его шею руками, а голову положила ему на грудь. Ее глаза уже закрылись. Кларинда зевнула, как сонный котенок. В это мгновение она была похожа на ту маленькую девочку, которая украла его вещи, когда он с братом Максом купался в одном из прудов в поместье своего отца.
Теперь, когда Кларинде больше не приходилось бороться с действием афродизиака, она могла поддаться более спокойному влиянию опиума. Если повезет, она проспит до самого утра, и ее сон не омрачат сожаления о прошлом и страх перед будущим.
Эш не мог позволить себе такой роскоши.
Он пришел сюда, планируя побег, чтобы разорвать паутину, сплетенную его собственными руками. Крепко обняв Кларинду, он запечатлел поцелуй на ее все еще влажном от пота лбу и отодвинулся в сторону, зная, что впереди его ждет самая длинная ночь в его жизни.
Глава 21
Кларинда проснулась после самого глубокого и приятного сна в ее жизни, когда лучи утреннего солнца пробежали по ее лицу и улыбке. Все еще пребывая в слишком восхитительной сонливости, чтобы открывать глаза, она сжала кулачки и потянулась всем телом, чтобы размять затекшие мышцы. А затем так сладко зевнула, что ей захотелось перевернуться на другой бок и снова уснуть.
С неохотой подняв веки, она увидела, что Эш сидит на стуле в нескольких футах от тахты и смотрит на нее с выражением, весьма походившим на скрытую враждебность. Его волосы цвета карамели были взъерошены, подбородок небрит, а ворот рубашки — расстегнут. Кларинда смущенно нахмурилась. Вообще-то расстегнут был не только ворот: распахнутая до половины рубашка открывала взору мощную грудь Эша, поросшую жесткими золотистыми волосами.
Судя по темным кругам под его глазами, он не поспал за эту ночь ни минуты. И все же, несмотря на неприбранный вид — а может, именно благодаря ему, — выглядел Эш неотразимо.
И чуть-чуть опасно.
Кларинда вопросительно посмотрела на него, спрашивая себя, что он делает в ее спальне в столь ранний час.
Эш кивнул на ее тело. Его веки отяжелели, подбородок напрягся.
— Может, тебе лучше прикрыться? — предложил он.
Испытывая все большее смущение, Кларинда опустила глаза вниз и увидела, что ее наготу прикрывает всего лишь полоска прозрачной ткани. В Англии такую ночную рубашку сочли бы неприличной. Заметив на ней красные пятна, она на мгновение запаниковала. Но, приглядевшись, поняла, что это не кровь, а всего лишь румяна.
Кларинда снова посмотрела на Эша и увидела, что его тусклый взор все еще устремлен куда-то ниже ее шеи. Пошарив по незнакомой тахте, она нащупала шелковую простыню и закуталась в нее до подбородка.
Она в ужасе взглянула на Эша, чувствуя, что ее сердце начинает биться быстрее.
— Ты?.. Мы?.. — запинаясь, спросила она. Но его лицо было настолько грозным, что она не смогла договорить.
Эш усмехнулся, но это была мрачная усмешка.
— Если бы мы это сделали, ты бы помнила, — сказал он. — Уж я бы, черт возьми, об этом позаботился.
Окончательно сбитая с толку этим провокационным заявлением, Кларинда дотронулась до лба, пытаясь разогнать туман в голове. Несмотря на то что она была абсолютно растрепана, а виски у нее пульсировали, чувства похмелья Кларинда не испытывала. Последнее, что она помнила с удивительной ясностью, — это двух пожилых женщин, которые усаживали ее на край тахты и вливали ей в рот какое-то снадобье.
После этого все происходило как в тумане. Кларинда помнила, как теплый ночной ветерок ласкал ее кожу, помнила, как ее очаровала неприличная потолочная роспись над тахтой, а потом одна из женщин уговорила ее отдохнуть. А потом рядом оказался Эш, его красивое лицо склонилось над ней в лунном свете.
Были и какие-то другие воспоминания — обрывистые, не связанные между собой. Вот ее руки распахивают его рубашку, пальцы отважно ощупывают сквозь ткань бриджей его восставшее естество… Ее губы целуют… пробуют на вкус… молят…
Постепенно воспоминания становились все более отчетливыми, некоторые всплывали в ее сознании в мельчайших подробностях, и это привело ее в ужас. Кларинда натянула простыню на голову. Спрашивая себя, можно ли умереть от унижения, она громко застонала.
— Господи, о чем только я думала?! Поверить не могу, что я рассказала тебе про огурцы и умоляла тебя позволить мне взять в рот твою плоть…
— А я не могу поверить в то, что был таким глупцом и отказал тебе.
Кларинда услышала, как каблуки его сапог застучали по плитам.
Вырвав простыню из судорожно сжатых пальцев Кларинды, Эш посмотрел на ее пылающее лицо.
— Ни к чему стесняться, — сказал он. — Я уже говорил, что эликсир, который влили в тебя старухи, заставил тебя делать то, что в нормальном состоянии ты бы не сделала, захотеть того, чего бы ты без него не захотела.
Едва ли она смогла бы сказать ему, что смущает ее совсем другое. Ей действительно хотелось все это сделать. Ибо она по-прежнему хотела его.
Поняв, что едва ли она сможет вернуть себе достоинство, если продолжит лежать на спине, с головой накрывшись простыней, Кларинда медленно села.
— Зачем? — спросила она. — Зачем они дали мне этот эликсир?
Эш присел на край тахты, стараясь сохранять безопасную дистанцию между ними.
— Иногда в таких местах, как это, где мужчины, кажется, захватили всю власть, женщины имеют свои маленькие секреты, о которых мужчинам знать ни к чему. Уверен, что эти женщины искренне верили в то, что помогают тебе… делают все, чтобы ты стала более… сговорчивой.
Кларинда была шокирована, осознав, что они наверняка дали бы ей то же снадобье, если бы к ней в постель собрался лечь Фарук. Или любой другой мужчина. И сколько мужчин — пусть даже вполне благонамеренных и благородных — смогли бы удержаться от искушения, оказавшись лицом к лицу с женщиной, наполовину лишенной рассудка от страсти, умоляющей их заняться с ней любовью?
