Элоиза Джеймс - Укрощение герцога
– Я не хотел тебя оскорбить!
– В таком случае как ты мог предположить нечто такое?
– Что у тебя роман с Гейбом?
– Конечно! – откликнулась она пронзительным голосом.
– Потому что я так представляю, что, если бы я был молодой вдовой, не имеющей особой склонности вступать в брак, я счел бы Гейбриела весьма привлекательным для небольшого развлечения.
– Я бы никогда не подумала ни о чем таком.
Но он продолжал, будто она не произнесла ни слова:
– Если бы ты задумывалась о такой возможности, ты бы смотрела на мужчину, о котором идет речь, особым образом, Имоджин.
Она молча смотрела на него широко раскрытыми глазами.
– Например, нынче утром твои чувства были написаны у тебя на лице.
От ярости в глазах у нее защипало.
– Я не смотрела на твоего брата неподобающим образом.
– Прошу прощения, – сказал Рейф медленно. – Думаю, меня это задело, потому что ты не хочешь выходить за меня замуж.
Он отвернулся и принялся отвязывать лошадей от изгороди.
– Ты будешь оскорблять и следующую женщину, которая откажется выходить за тебя? – спросила Имоджин смущенно, чувствуя и отмечая дрожь в своем голосе.
Он не обернулся и не посмотрел на нее.
– Думаю, мне лучше убедиться сначала в чувствах своей собеседницы. Ты согласна?
– Да! Потому что я и не думала выходить за тебя замуж!
Она выплюнула эти слова ему в лицо и тотчас же пожалела об этом, потому что его руки замерли на мгновение на лошадиной сбруе. И она ясно поняла, что он не был к ней равнодушен, что он и вправду хотел на ней жениться.
Но тут Рейф повернулся к ней, и в его глазах она увидела обычное для него насмешливое выражение.
– Ты простишь меня? – спросил он. – Ты ведь знаешь, что я очень щепетилен в отношении твоей репутации, Имоджин. Похоже, что я слишком много вкладываю в это опекунство.
– Опекуны обычно не предлагают своим подопечным брак ради спасения их репутации, – ответила она серьезно.
Но теперь Имоджин начала кое-что понимать. Утром он подстерег ее взгляд на Гейба и точно так же, как Джози, понял, что она желает его брата. Он видел также, что его брат ею не интересуется. Это было унизительно.
Но Рейф продолжал непринужденно говорить:
– Я решил, что, когда в следующий раз попрошу руки какой-нибудь женщины, ответ буду знать заранее.
– Уверена, что многие женщины захотят стать герцогинями и ясно дадут это понять, – сказала Имоджин несколько кисло.
– Думаешь, Джиллиан не откажется занять это положение? – послышался его голос за ее спиной.
– Кто?
– Мисс Питен-Адамс.
– Ты хочешь на ней жениться?
– Я еще не думал об этом.
– Ты не станешь выбирать себе жену, как кусок говядины, – заметила она. – Ты можешь позволить себе выдержать паузу, прежде чем искать жену.
И тут, прежде чем она осознала, что происходит, сзади ее схватили сильные руки и прижали ее к крепкому телу. Она стояла неподвижно, стараясь не растаять в его объятиях и не подставлять ему рот для поцелуя.
– Мне нравится целовать тебя, – сказал он. – Признаю, что это странно, но тем не менее это так. Мне нравится твой вкус.
И тут она повернула голову, чтобы видеть выражение его глаз, и на этот раз его поцелуй был похож на поцелуй Гейба.
И тотчас же все кончилось. Он вынул травинку из ее волос.
– Пожалуйста, обрати внимание, – сказал он, – что за этим непристойным поцелуем не последует предложения руки и сердца.
Имоджин пыталась придумать для ответа что-нибудь умное, хлесткое, вроде того, что она рада была предоставить ему возможность, которой у него не было десять лет, но на ум ничего не приходило. И они молча проследовали к ее лошади.
После того как он рывком посадил ее в седло, у нее оставалась только одна мысль, отогнать которую она не могла.
И Гейб, и Рейф – оба они вызывали своими поцелуями у нее дрожь в коленках. Должно быть, это было их семейной особенностью. Или если это и не было их врожденной чертой, то она оказалась уязвимой для их поцелуев. Ну и дурой же она была! Право же, целоваться попеременно с обоими братьями – в этом было что-то от инцеста.
Почему же она целовала Рейфа? И почему, черт возьми, ее опекун вообще вздумал ее целовать?
Он ответил на этот вопрос. Рейф оглядел ее сверху вниз и сказал:
– Значит, теперь тебе легче думать о муже, Имоджин?
– Не смейся над этим! – ответила она не задумываясь.
– Я и не собирался.
Он говорил спокойно, и на устах его не было неподобающей усмешки, как раньше. Конечно же, он объяснил этот поцелуй.
Он стер ее слезы и изгнал память о Дрейвене. И это было очень хорошо.
Однако она помнила Дрейвена так же, как и раньше, как всегда. Она помнила каждый поцелуй, которым они обменялись за те две недели, что длился их брак (их было шесть), каждое любовное объятие, которое они разделили за эти недели (таковых было семь). И всегда он тормошил ее и валял по ложу из роз и целовал, чтобы она перестала плакать. Но не преуспел ни разу.
К концу их пути Рейф посмотрел на нее, потом склонился к холке коня и погнал его к повороту дороги, ведущей в Холбрук-Корт. Увы, букет борщевика, или коровьей петрушки, предназначенный для Джози, не мог вобрать в себя бурю и развевался на ветру, а грубоватые желтые лепестки рвались вслед за ними, как шлейф.
Глава 24
Добродетели или отсутствие таковых – к вопросу о тварях, подобных Дориманту
Джиллиан Питен-Адамс была в дурном настроении. Она хмуро смотрела на свое отражение в зеркале, хотя знала от матери, что морщины – неизбежный результат скверного расположения духа. И тут она перестала хмуриться и снова надела элегантный чепчик, предназначенный для жизни на лоне природы.
Он был бледно-полынного цвета, и по контрасту с ним ее волосы казались красными, как портвейн.
– Красивые волосы, – сказала она вслух, и в голосе ее прозвучала совсем нецивилизованная усмешка. Она могла говорить себе сколько угодно комплиментов, но пока этим дело и ограничивалось. Похоже было, что муж говорить их ей никогда не будет.
Ее костюм для прогулок был темно-зеленого цвета, а от множества испанских пуговиц спереди ее бюст казался более пышным, чем в действительности.
– Прелестно… – сказала она, и тотчас же голос ее пресекся.
Дело было не в том, что ей не терпелось замуж. Просто она понимала, что жизнь женщины гораздо благополучнее и приятнее, если она замужем.
Но раз ее бабушка была столь добра, что позаботилась о ее приданом, включавшем не зависимое ни от кого имение, если она останется незамужней до тридцати лет, то положение представлялось не таким уж отчаянным.
Но стоило ей обратить на кого-нибудь благосклонный взор, как сестрица Эссекс, а именно Имоджин, опережала ее.
