Синтия Райт - Огненный цветок
Она уже начала думать, не была ли Улыбка Солнца среди молодых женщин, разглядывавших их, когда они появились.
— Есть кое-какой… этикет, который надо соблюдать, — ответил Лис. — После того как мы немного отдохнем и обоснуемся, я навещу Голодного Медведя. Если повезет, мне представится случай упомянуть об Улыбке Солнца.
На лбу Мэдди появилась глубокая складка.
— А почему вы не можете просто спросить об Улыбке Солнца?
— Людей лакота не приводит в восторг наша склонность сразу же выпаливать любой вопрос, который у нас на уме. Они предпочитают быть терпеливыми и позволить жизни открыться им, когда придет время. — Увидев, как она расстроилась, он прошептал: — Я узнаю все, что могу. Ваша Нетерпеливость!
Мэдди согласно кивнула и вся сосредоточилась на их жилище. Типи был совершенно незнакомым ей типом жилища, и все же нельзя было не отметить, что он был удивительно удобным. Его компактный каркас состоял из дюжины ивовых жердей, на которые были натянуты мягкие шкуры буйволов, аккуратно сшитые вместе. В середине наверху было отверстие для дыма, прямо под ним на земле — останки костра. На земле, покрытой травой и полевыми цветами, шерстью вверх были положены ковры из шкур буйволов. Мэдди дотянулась до бархатистой подушки из оленьей кожи, сжала ее и спросила:
— Чем они их набивают?
Лис усмехнулся:
— Шелком-сырцом из хлопковых деревьев.
— Как интересно! — Ее лицо засветилось от удовольствия.
Лис отметил, что, хотя обычно в типи было по меньшей мере две постели, предназначенные для семьи, у Голодного Медведя была одна. Просторная и манящая, она состояла из груды буйволиных шкур и подушек. Против входного отверстия, или двери, на другой «стене» висела искусно раскрашенная шкура, рисунки на которой описывали историю семьи Голодного Медведя.
— Эту шкуру можно снять со стены и надеть, как мантию во время торжественных церемоний, — объяснил Лис. — В этих сумках все светские принадлежности его и всей семьи. Видите, как они украшены? Жена Голодного Медведя часами растирала ягоды с землей, делая краски, а потом расписывала ими эти сумки. — Он наклонился и поднял одну из них, сшитую из недубленой кожи, и показал Мэдди, обратив ее внимание на дополнительное украшение из цветных игл дикобраза.
Она с изумлением перебирала их пальцами, потом заглянула внутрь сумки и спросила:
— А чем владеет индеец?
Ее любопытство было столь безыскусно, что он не выдержал:
— Мы все возвратим Голодному Медведю, когда будем уходить, но, вероятно, сначала мы могли бы взглянуть на одну-две вещицы. Только не говорите ему!
— Интересно, а как я могу это сделать? — резко ответила она, широко улыбнувшись.
Бровь Лиса изогнулась кверху:
— Я счастлив, что существует барьер. Это единственное, на что я надеюсь, находясь с вами у наших хозяев.
Он посмотрел в сумку и вынул мягкий кожаный футляр:
— Это для гребешка. — Из футляра он вытащил длинный разрисованный предмет, имеющий мимолетное сходство с гребнем в серебряной оправе, принадлежавшим Мэдди.
— О! — воскликнула она, дотронувшись до него и стараясь выразить восхищение.
— Это хвост дикобраза, — прямодушно заявил Лис. — Эти люди явно цепляются за свои старые обычаи, потому что такой экзотический гребешок можно было бы давно достаточно легко продать.
Затем он извлек разрисованный мешочек и открыл его:
— Это можно назвать сумкой художника. Здесь кисти и черепаховые пластинки, которыми они раскрашивают горшки. — Когда он вынул одну из них, Мэдди потрогала ее и улыбнулась.
— В других сумках одежда и мокасины, запасы еды Голодного Медведя и его хозяйственная утварь. Не похоже, что у него много имущества, но я ожидал, что у него больше постелей, да и типи побольше и лучше украшен. Выглядит все так, будто у него нет семьи.
— У него есть жена?
— Уверен, что он женился три года назад, когда я покидал это племя. По-моему, ее звали Маленькая Голубка.
Лис задумчиво всматривался в стены типи, где, как обычно, висело множество длинных резных трубок в чехлах с бахромой, лук и стрелы в колчане и мешок с боевым головным убором Голодного Медведя, закрепленный над постелью. Везде был порядок, но нигде не чувствовалось следов женских рук.
— Ну что ж, я отнесу ему эти вещи, и посмотрю, что оа собирается мне сказать.
Мэдди следила, как он собирал разрисованные мешка Голодного Медведя, и ощущала тревожный трепет. Ей очень хотелось есть, к тому же было жарко.
Отбросив дверь-клапан, Лис выбрался на фиолетовый вечерний воздух, но вскоре вернулся, чтобы забрать имущество Голодного Медведя. Затем, как бы заглянув в душу Мэдди, он сказал:
— Я могу открыть другие клапаны типи, если вам жарко. Так обычно делают летом. Вам будет намного прохладнее, но при условии, если вы ничего не имеете против любопытных взглядов ваших новых соседей.
— Пока нет, — с сожалением произнесла она, — но, вероятно, я открою этот клапан.
— Это знак приветствия для гостей, — предупредил он.
— О Лис, я в растерянности от всех этих новых правил, — с раздражением произнесла Мэдди. — Я рискну встретиться с гостями, если они будут настроены дружелюбно… А сейчас принесите мне что-нибудь поесть.
Лис принес свой мешок с едой — во время пути он лежал за сиденьем повозки, на тот случай, если им захочется перекусить. Мэдди энергично принялась за кусок вяленого мяса и в то же время следила, как Лис уходит в поселок на поиски старого друга. С любопытством и трепетом она внимательно смотрела наружу, оставаясь в тени. Дети и собаки по-прежнему бегали по поселку. Мимо прошел смеющийся мужчина, неся на спине сына. Семьи заполняли свои типи, опускали боковые заслоны, так как ночь обещала быть прохладной.
Сердце Мэдди успокоилось, и она прониклась чувством мира и гармонии. Никто не собирается нападать на нее и снимать скальп, если она опустит заслон. Подойдя ближе к входному отверстию типи, она наклонилась вперед, чтобы получше все разглядеть.
Поодаль журчал ручей, блестящие листья деревьев сверкали серебром в свете восходящей луны. Молодая женщина вела от ручья пони. Когда она приблизилась к типи Голодного Медведя, Мэдди едва сдержала тяжелый вздох. Что случилось с девушкой?
Грязная, покрытая чем-то коричнево-серым, она была в каких-то лохмотьях, всклокоченные волосы, по-видимому были давно немыты. Она что-то напевала про себя, словно сумасшедшая. Мэдди отпрянула, когда женщина проходила мимо нее, но успела заметить, она была довольно красива, несмотря на запекшуюся грязь на коже и в волосах и лохмотья, которые когда-то были одеждой из оленьей кожи. Ее стан был гибким и грациозным. Черты лица почти классически утонченные, в отличие от более широких лиц индейских женщин. Как ужасно, если она, молодая и красивая, лишилась разума!
