Джоан Вулф - Аннабель, дорогая
— С дядей Стивеном не случится ничего плохого, а заботиться о тебе всегда буду я. Джайлз уткнулся лицом мне в плечо:
— Ты любишь дядю Стивена, мама?
— Конечно, люблю.
— А как ты его любишь? Очень-очень?
Я насторожилась:
— Да, очень люблю.
— Больше, чем меня?
Не спуская глаз с сине-белых изразцовых плиток камина, я тщательно обдумывала свой ответ. Ведь от моих слов зависят отношения между Стивеном и его сыном.
— Я никогда никого не буду любить больше, чем тебя. Дядю Стивена я люблю совсем по-другому. Самая главная любовь моей жизни принадлежит только тебе, никому больше.
— У тебя такой счастливый вид, когда ты бываешь с дядей Стивеном,
— заметил Джайлз, как мне показалось, с укором.
Я поцеловала его светлую головку:
— Мне и в самом деле приятно бывать с дядей Стивеном. Мы очень дружили в детстве, и я, конечно, скучала без него.
Джайлз все так же судорожно прижимался ко мне. Очевидно, мои слова не успокоили его.
— Когда подрастешь, Джайлз, ты полюбишь какую-нибудь девушку и женишься на ней. Неужели тогда ты станешь любить меня меньше?
Он оторвал голову от моего плеча:
— Конечно, нет, мама.
— Ты занимаешь главное место в моем сердце, а я — в твоем, и это место никогда не будет принадлежать никому другому. Согласен?
— Да. Пожалуй. — В тоне мальчика не было особой уверенности, но напряжение явно спало. — Ты собираешься замуж за дядю Стивена, мама?
Боже праведный! Да я же не готова к таким вопросам!
— А тебе этого не хочется? — осторожно поинтересовалась я.
— Но ведь ты, наверное, все равно выйдешь за кого-нибудь. Пусть уж лучше это будет дядя Стивен. Он хоть слушает, что я говорю. Не то что Джек. Тот слушает только Джени.
— Мы еще ничего не решили, Джайлз. Поэтому, пожалуйста, не говори никому, что мы со Стивеном собираемся пожениться.
— Все и так уже это знают.
Я оцепенела:
— Кто эти все?
— Миссис Нордлем, Ходжес и наш повар, мама. Вчера они говорили об этом на кухне.
Я пришла в ужас.
Джайлз, видимо, почувствовав мое волнение, поспешил успокоить меня:
— Они все радовались этому, мама, потому что любят дядю Стивена.
— Приятно слышать.
Джайлз так и не уловил скрытой в моих словах иронии.
— Но ведь если дядя Стивен умрет, ты не сможешь выйти за него замуж, мама, — заметил он. — Мы должны найти того человека, который хочет его убить.
— Превосходная мысль, дорогой.
— Но как это сделать, мама? Уэстонский парк такой большой. Кто знает, где он прячется.
Значит, мой сын не предполагает, что враг может прятаться в доме.
— Думаю, никому из нас не надо выходить, пока его не поймают, — заметил Джайлз. — Это опасно.
— Тебе ничто не угрожает, когда ты не с дядей Стивеном.
— Но мне не нравится, что кто-то охотится на дядю Стивена.
— Мне тоже не нравится, дорогой. Совсем не нравится.
Несколько минут мы молча покачивались в кресле, затем я стала читать «Робинзона Крузо» дальше.
***Позднее, размышляя о разговоре с сыном в тиши моего будуара, я вдруг подумала, что Джайлз вел себя довольно странно. Почему его не смутило, что кто-то вскоре займет место Джералда?
***В течение двух дней после происшествия со Стивеном в доме было очень тихо. Дауэр-Хаус уже почти привели в порядок и обставили заново. Тетя Фанни проводила теперь много времени в своем доме, завершая последние недоделки. При ней, хотя и против воли, находилась Нелл.
Адам большую часть дня проводил в разъездах и брал с собой Джаспера, желая дать ему представление о том, как управлять поместьем.
Мы с Джеком часами сидели в моем кабинете, в подробностях обсуждая наш проект.
Оставаясь все это время под присмотром Джема, Стивен слабо протестовал, но все же не поднимался с постели, что явно свидетельствовало о его дурном самочувствии.
Думаю, повлиял на него и мой рассказ о Генри Марфилде. На третий день у Стивена прекратился шум в ушах. На следующее утро он спустился к завтраку, но ел без особого аппетита.
— Этот шум в ушах доводил меня до исступления, — признался Стивен.
— Голова все еще болит?
— Не так сильно.
— Но боль не прошла?
— Нет. Однако мне гораздо лучше.
Он и выглядел весьма сносно, хотя на лбу была безобразная шишка, а под глазами — темные круги. Зато бледность, к счастью, прошла, а глаза, как прежде, сияли голубизной.
— Просто чудо, что на этот раз ты не разбил себе носа, — заметила я.
— Поверь, я предпочел бы разбить нос, а не лоб.
Кроме нас, в столовой находился только лакей, стоявший возле буфета.
— Джеймс, — сказала я, — принеси, пожалуйста, еще булочек.
Серебряная хлебница на буфете была полна булочек, однако Джеймс невозмутимо ответил:
— Слушаюсь, миледи.
— И не забудь закрыть за собой дверь.
— Слушаюсь, миледи.
Как только Джеймс удалился, Стивен насмешливо спросил:
— К чему такие предосторожности?
— Не хочу давать слугам повод для сплетен.
— Что ты имеешь в виду?
— Не важно.
Я не хотела говорить с тобой, пока ты чувствовал себя так плохо, но нельзя допустить, чтобы охота на тебя продолжалась. Следующее покушение может оказаться роковым.
Он вздохнул:
— Понимаю, Аннабель.
— Кто покушается на тебя, Стивен? Ты знаешь?
— Да.
— Тогда скажи мне.
Выслушав его, я прикрыла глаза ладонью.
— У меня была надежда, что мои подозрения не оправдаются, — добавил Стивен. — Но чем старательнее я проверял, тем очевиднее становилась его вина.
Я кивнула.
— Когда человек, которого я послал в Нортгемптоншир, вернулся, последние мои сомнения рассеялись.
Я снова кивнула.
— И что… что ты собираешься делать?
— Я должна была бы прийти в ярость, Стивен. Ведь он пытался убить тебя. Но я не чувствую ничего, кроме глубокой печали.
Стивен потер лоб, словно желая избавиться от боли.
— Понимаю.
— А что ты предлагаешь? — спросила я.
— Устроить что-то вроде очной ставки.
— А что потом?
— Потом нам придется удалить его из Уэстона, Аннабель. Ты ведь не хочешь, чтобы его арестовали? Я покачала головой.
— Я с ним поговорю, — сказал Стивен. — Тебе необязательно при этом присутствовать.
— Я готова разделить с тобой эту неприятную обязанность.
— Ну что ж. Тогда поговорим с ним сегодня же. Мы услышали робкий стук в дверь. Бедный Джеймс, видимо, не решался войти.
— Входи, — крикнула я. Джеймс принес полную корзинку булочек и поставил ее рядом со столь же полной хлебницей:
— Вот ваши булочки, миледи. Мне было так плохо, что я не притронулась ни к одной.
