Сьюзен Джонсон - Пылкий любовник
– Никогда и не думала о тебе так. Я, кстати, привезла из Лондона прекрасные новости. Сара Палмер, представляешь, обручена! Кажется, со своим учителем танцев, итальянцем.
Герцогиня подождала, надеясь хоть на какую-то реакцию. Но Джек угрюмо цедил бренди из своего стакана, словно именно это было сейчас в его жизни самым важным делом.
– Ты слышишь меня? Или это тебя тоже не интересует?
– Я об этом давно знаю, – отозвался Джек. – Больше того, заплатил за то, чтобы это событие произошло как можно скорее… Но ты же приехала сюда не ради того, чтобы пересказывать мне сплетни? Пегги, не хитри!
– И не собираюсь. – Герцогиня вздохнула и решительно вскинула голову. – Мне написал Морис. Ему очень не нравится твое поведение.
– Да? А кто он такой, чтобы ему что-то нравилось или не нравилось?
– Но мне это тоже не нравится! – Пегги редко повышала голос, но сейчас он сделался неожиданно звонким. – Джек, с тобой что-то происходит. Ты сам понимаешь, что дальше так продолжаться не может!
– Было бы гораздо хуже, если бы со мной уже ничего не происходило… – хмуро проговорил Джек и опять потянулся к бутылке.
– Бездна юмора! – Пегги серьезно посмотрела на крестника и отодвинула бутылку. – Только юмор у тебя какой-то погребальный… Меня это тревожит. Монашество тебе не к лицу, Джек… И это беспробудное пьянство…
– Это не пьянство, – поморщился маркиз. – Я в любой момент могу покончить с ним, если придумаю себе более достойное занятие… И не будем об этом.
– По-моему, ты нездоров… Ты иногда смотришь на себя в зеркало? Тебя просто невозможно узнать! – с чувством воскликнула Пегги.
– Ясно, – кивнул Джек, невесело усмехнувшись. – Вам не хватает марионетки, которую вы из меня так долго и упорно лепили. Перед вами больше не блистательный, неотразимый в своей нахальной самоуверенности маркиз Рэдвер, а нечто непонятное. Он, не хочет таскаться ночи напролет по светским раутам, протирать простыни в чужих спальнях. А если бы я вдруг стал читать книги? Вы решили бы, что я сошел с ума?
– Джек, я такого не говорила! И для меня вовсе не тайна, что творится с тобой. Только ты боишься себе в этом признаться. – Герцогиня совсем по-девчоночьи вскинула голову. – Тебе не хватает этой женщины, потому что ты любишь ее. И я хочу тебе помочь.
– Спасибо. – Джек дотянулся до бутылки и снова налил себе бренди. – Ты уже мне достаточно помогла… Никогда не забуду тот проклятый вечер!
Пегги смотрела на крестника с растущей тревогой. Вот этого она действительно не ожидала. В голосе беспечного, непробиваемого маркиза Рэдвера звучала настоящая боль. Боль человека, смертельно раненного любовью.
– Джек, – произнесла она мягко, словно уговаривая маленького ребенка, – это должно было рано или поздно случиться…
– Все, хватит!!! – вскричал Джек и стиснул кулаки. Только испуганный вид Пегги сдержал его, и маркиз не грохнул кулаком по столу.
После очень долгой паузы и нескольких предварительных вздохов герцогиня решилась сказать:
– Она сейчас в Трувиле… Если тебе интересно.
– Откуда ты знаешь? – не сразу отозвался он глухим, сорванным голосом. – Только не говори мне, что ты с ней переписываешься.
– Нет, что ты! Но у меня много друзей в Париже.
– Что ж, – Джек безразлично пожал плечами, – в Трувиле, так в Трувиле… Надеюсь, она хорошо проводит время. Я слышал, там в это время собирается прекрасное общество. Не чета нам, неотесанным островитянам…
– Она проводит время вовсе не так хорошо, как тебе кажется.
– Ты что, послала туда шпионов следить за ней?
– Джек, ты же взрослый человек! – вспыхнула герцогиня. – Во всяком случае, пытаешься изображать из себя взрослого… Но почему ты ведешь себя как мальчишка? Кому ты этим делаешь хуже?
– Себе, – мрачно отозвался маркиз. – И имею на то причины…
– Извини, милый мой, – Пегги сокрушенно покачала головой, – но ты – полный идиот… – Она сделала предостерегающий жест рукой: – Не перебивай! Если я тебе этого не скажу, то никто не скажет. От чего ты всеми силами отталкиваешься? Что защищаешь? Свою драгоценную свободу, которой давно нет? Она давно тебе опостылела, а через месяц, через полгода, через год станет непосильным грузом… – Взгляд Пегги затуманился, словно она заглянула в какую-то бесконечную даль. – Свобода – самая страшная тяжесть на свете, если ее некуда девать, не к чему приложить. Запомни это…
Джек долго молчал, уставясь в тарелку с остатками еды. Потом поднял глаза на герцогиню и медленно спросил:
– Что же мне теперь делать? Может, я и готов, а она возьмет и отошьет меня по всем правилам? Что тогда?
– Через это тоже надо пройти, милый. – Пегги упрямо тряхнула головой. В глазах ее зажглись лукавые огоньки. – Чего ты хотел? Получить все сразу, не прилагая к этому усилий? Да люди ради этого пол-Земли пешком проходят!
– Ничего я не хотел…
– Я понимаю. Гораздо лучше сидеть здесь, казниться непонятно чем, изображая соблазненного и покинутого. Нет, мой милый, теперь уж не увиливай. Давай лучше заключим с тобой пари.
Маркиз поднял глаза на крестную и впервые за весь вечер улыбнулся:
– Пегги, ты неисправима…
А герцогиня и не отрицала. Прищурившись, смотрела на Джека, и в глазах у нее был блеск, который ни с чем нельзя спутать. Блеск настоящего азарта.
Глава 20
Яхта маркиза причалила в Трувиле около восьми часов вечера. Изнуряющая болтанка у беретов Нормандии давала о себе знать, но Джек заставил себя умыться, одеться в вечерний костюм и, тщательно причесавшись, отправился на набережную. Он знал, что Венера остановилась на вилле графини де Кассе, но его туда никто не приглашал.
Можно было, конечно, явиться и без приглашения, тем более что Джек года два назад встречался с графиней в Брайтоне и запомнил ее как очень милую, приветливую женщину. Но что делать, если вопреки всем надеждам маркиза Венера вовсе не ждала его? Если она сейчас сидит где-нибудь в компании милого веселого француза, а о нем вспоминает не больше, чем о прошлогоднем снеге?
От этой мысли Джека передернуло, он стиснул в кармане коробочку с обручальным кольцом, которое купил в Лондоне перед самым отъездом в Дувр. Знакомый ювелир смотрел на него при этом с таким странным выражением, что на следующий день об этой покупке наверняка знала вся столица Британской империи.
Нет, выставляться дураком еще и перед всей Францией он не собирался! Что угодно, только не это. Ведь и сейчас еще не поздно вернуться. Послать все к черту, и пусть Пегги посмеет сказать хоть слово!.. Но ноги сами собой несли его к роскошной белой резиденции, обсаженной высокими кипарисами.
