Жюльетта Бенцони - Ты, Марианна
Его теплый, чуть-чуть иронический голос стал хриплым, когда он раздвигал ее волосы, чтобы припасть губами к затылку. Марианна в восторге закрыла глаза, испытывая при этом невыразимые мучения.
— Но мы же не одни! — снова освобождаясь, прошептала она. — Ведь здесь и Жоливаль, и Агата… и Гракх, которые в любой момент могут войти! Этот отель просто общественное место!
Ты разве не слышал на лестнице, как нам аплодировали?
— Что за важность? Жоливаль, Гракх и Агата уже давно знают о нас все! Они поймут наше нетерпение и желание уединиться.
— Они — да… Но мы находимся у иностранцев, и я должна уважать…
Без сомнения разочарованный, он мгновенно возмутился, и в голосе его зазвучали язвительные нотки:
— Что? Имя, которое ты носишь? Давненько я не слышал разговоров о нем! Но… если верить тому, что мне сообщил Аркадаус, твоя деликатность в отношении мужа, засадившего тебя за решетку, просто бессмысленна!.. Что с тобой произошло?..
Появление Жоливаля избавило Марианну от ответа, тогда как Язон нахмурил брови, безусловно находя неуместным это появление, которое доказывало правоту молодой женщины.
Одним взглядом Жоливаль окинул сцену, увидел причесывающуюся перед зеркалом Марианну, а в нескольких шагах от нее Язона, явно недовольного, который, скрестив руки на груди и покусывая губы, посматривал на них. Улыбка виконта была шедевром приветливости и отеческой заботы.
— Это всего лишь я, дети мои, и поверьте, в полном отчаянии, что нарушил ваше первое свидание. Но пришел лейтенант Бениелли.
Он настаивает, чтобы его сейчас же приняли.
— Снова этот невыносимый корсиканец? Чего он хочет? — возмутился Язон.
— Я не успел спросить его, но похоже, что дело серьезное.
Марианна живо вернулась к своему возлюбленному, обняла за шею и закрыла ему рот поцелуем, предупреждая протест.
— Аркадиус прав, любовь моя. Нам лучше повидаться. Я обязана ему многим. Без него я сейчас, вероятно, лежала бы на дне лагуны. Выслушаем хотя бы, что он хочет нам сказать.
Средство оказалось чудодейственным. Моряк сразу успокоился.
— Вот дьявол настырный! Но раз ты так хочешь… Позовите эту отраву, Жоливаль!
Говоря это, Язон повернулся, поправляя свой темно-синий костюм с серебряными пуговицами, плотно облегавший его худое мускулистое тело, и отошел к окну, перед которым стал спиной с заложенными за нее руками к ожидаемому нежелательному посетителю.
Марианна с нежностью проводила его взглядом. Она не знала причины такой антипатии Язона к ее телохранителю, но достаточно хорошо познакомилась с Бениелли и легко догадалась, что тому потребовалось не так уж много времени, чтобы довести американца до высшей степени раздражения. Тем не менее, раз Язон явно решил не вмешиваться в разговор, она позволила войти лейтенанту, чей вход и отрывистое приветствие получили бы одобрение у самого педантичного воинского начальника.
— С разрешения вашего светлейшего сиятельства я прибыл, сударыня, чтобы откланяться. Сегодня вечером я возвращаюсь к господину герцогу Падуанскому. Могу ли я передать ему, что все дела отныне улажены и ваше путешествие в Константинополь началось счастливо?
Марианна не успела ответить… Позади нее ледяной голос заявил:
— Я сожалею, но должен сказать, что не может быть и речи о поездке госпожи в Константинополь. Она завтра отплывает со мной в Чарлстон, где сможет забыть, надеюсь, что женщина создана, по мнению некоторых, только чтобы играть роль пешки на политической шахматной доске! Вы можете отправляться, лейтенант!
Ошеломленная грубостью этого выступления, Марианна переводила взгляд с побледневшего от гнева Язона на Жоливаля, который с раздосадованным видом жевал свой ус.
— Разве вы ничего не рассказали, Аркадиус? Я считала, что вы предупредили господина Бофора о приказе императора?
— Я сделал это, моя дорогая, но без особого успеха! Собственно, наш друг просто не хотел ничего слышать по этому поводу, и я предпочел не настаивать, считая, что вы сможете убедить его гораздо лучше, чем я.
— Почему же тогда не предупредить меня сразу?
— Не кажется ли вам, что у вас было достаточно причин для беспокойства, когда вы прибыли вчера? — тихо сказал виконт. — Этот… дипломатический спор, по-моему, мог подождать хотя бы до…
— Я не вижу повода для спора, — резко оборвал его Бениелли. — Когда император приказывает, остается только повиноваться, мне кажется!
— Но вы забыли то, — вскричал корсар, — что приказы Наполеона не касаются меня. Я американский подданный и, как таковой, подчиняюсь только своему правительству!
— А кто вас о чем-нибудь просит? Госпожа ничуть не нуждается в вас. Император пожелал, чтобы она отплыла на нейтральном судне, а их в порту стоит около дюжины. Мы обойдемся без вас, вот и все! Возвращайтесь в свою Америку!
— Без нее? Вы, очевидно, не поняли сказанного? Постараюсь быть более точным: нравится или не нравится вам, а я увожу княгиню с собой. На этот раз ясно?
— Даже до того ясно, — загремел Бениелли, терпению которого пришел конец, — что если вас не арестовать за похищение или подстрекательство к мятежу, то остается только один выход…
И он обнажил свою саблю. Марианна сейчас же бросилась. между двумя мужчинами, которые угрожающе сблизились.
— Господа, прошу вас! Надеюсь, вы по меньшей мере согласитесь с моим правом высказать свое мнение по этому делу?
Лейтенант Бениелли, будьте любезны уйти на некоторое время. Я хочу побеседовать с господином Бофором с глазу на глаз, и ваше присутствие ничем не поможет!
Вопреки ее опасениям офицер, не говоря ни слова, немедленно выразил согласие щелканьем каблуков и коротким кивком.
— Идите же, — сказал Жоливаль, дружески увлекая его к двери, — мы сейчас попробуем граппу синьора Даниеля, чтобы время не тянулось для вас долго! Перед дорогой нет ничего лучше доброго стакана! «Посошок», так сказать!
Снова оставшись вдвоем, Марианна и Язон с оттенком удивления смотрели друг на друга: она — из-за упрямой складки между черными бровями ее друга, он — потому что во второй раз встретил под нежной прелестью и обманчивой хрупкостью сопротивление. Он ощущал в ней что-то необычное и, чтобы попытаться докопаться до него, сделал усилие, укрощая свое плохое настроение.
— Почему ты хочешь, чтобы мы разговаривали с глазу на глаз? — спросил он мягко. — Ты надеешься уговорить меня совершить это дурацкое путешествие к туркам? В таком случае не рассчитывай на это: я приехал сюда не для того, чтобы потворствовать капризам Наполеона!..
— Ты приехал, чтобы встретиться со мной, не так ли? И чтобы мы вместе начали счастливую жизнь? Так какая разница, где мы ее начнем? И почему нужно отказываться отвезти меня туда, раз я этого хочу и это может иметь большое значение для империи?
