Вирджиния Хенли - Дерзкая пленница
— Не бойся, любимый, я не покалечилась. Сними с меня этот противный, вонючий тюк. В нем, наверное, блох полно, — капризно протянула она.
— Ах ты, маленькая негодяйка! — засмеялся он. — Вот возьму хорошую палку и попробую ее на тебе.
— Ты этим и так часто занимаешься, — двусмысленно проговорила она.
— Лили, ты иногда просто ошарашиваешь меня! — Помоги мне снять кольчугу! Не понимаю, как вы носите на себе такое.
— А знаешь, дорогая, у нас только один шатер, и ты не сможешь уединиться ночью.
— Ты тоже, — злорадно заметила Лили.
— Мне посторонние не помешают, — съязвил Ги.
— А я и не сомневаюсь в этом! — И тут она поняла, что Ги просто дразнит ее.
Прибыв в Лондон, Ги нашел удобный постоялый двор и занял две просторные комнаты с очагом. Он оставлял Лили одну, пока отвозил ткани ко двору Вильгельма и занимался продажей шерсти. Его люди охотно согласились отвезти остальные ткани в Беркхэмстед Роберу — что дало Ги возможность показать Лили город.
Глава 21
Выехав из Годстоуна, Хью затосковал по Эделе. И чем дальше от дома он отъезжал, тем неотступнее думал о ней, беспокоясь, что в его отсутствие она может подвергнуться нападению, хотя он и предупреждал ее несколько раз, чтобы она никуда не ходила одна, даже днем. Сейчас, вспоминая Эделу, Хью размышлял о том, что годы идут и пора жениться. К этому решению его, закоренелого холостяка, подтолкнул счастливый брак Лили и Ги.
А далеко в Годстоуне Эдела, занимаясь делами и напевая, снова и снова вспоминала Хью Монроза. Когда же он вернется, ее мужчина? Теперь она этого не боится. Пожалуй, стоит отблагодарить еще раз Мораг за то, что она напомнила о веревке в перине, и отнести ей варенье из терна. А заодно расспросить о других старинных обычаях, о том, что надо сделать женщине, которая хочет, чтобы ее возлюбленный предложил ей выйти за него замуж…
Мораг дома не было — она пошла к дочери Эльфриды принимать роды. Эдела отправилась туда. В хижине было полно женщин. Дочь Эльфриды лежала на полу на камышовой подстилке. Роды продолжались уже два дня, и к помощи Мораг прибегли как к последнему средству.
Старуха оказалась между двух огней. Ей было ясно, что дело плохо — женщина умрет. Поэтому Мораг не хотела прикасаться к роженице. Она знала, что, если попытается помочь, а толку не будет, ее обвинят в смерти роженицы — такова уж человеческая природа. Но и бездействовать нельзя, иначе она утратит почитание крестьян. Мораг внимательно изучала настроение присутствующих. Женщины помоложе умоляли Мораг помочь. Те же, кто вышел из детородного возраста, были спокойны, твердя, что в родах положено мучиться. Наконец Мораг решилась. Не приближаясь к молодой женщине, она велела налить в пустую яичную скорлупу солода с хмелем, разогреть на огне и дать выпить это роженице.
Эдела с ужасом следила за происходящим. Равнодушие окружающих, их безжалостные разговоры, муки несчастной роженицы — все это заставило ее принять собственное решение. Выскочив из хижины, она во весь дух помчалась в дом.
— Леди Элисон, идите быстрее! Дочь Эльфриды уже два дня не может разродиться, а эти невежественные люди ворожат над ней! Мы должны помочь бедняжке!
Увидев роженицу, ее восковое лицо, Элисон поняла, что смерть рядом.
— Выйдите все вон! И ты тоже, Эльфрида! — приказала она.
Потом посмотрела на Мораг.
— Ты же лучше них во всем разбираешься, стыдись! Ступай с Эделой, она даст чистые простыни, а ты, Эдела, принеси болотную мяту. Она в кладовой.
Прошло много времени, прежде чем Элисон с помощью Эделы и Мораг смогла помочь роженице, и когда наконец показались ножки (как и предполагала Элисон, ребенок шел неправильно), а затем высвободились плечики и головка, Элисон облегченно вздохнула: все живы!
Домой Эдела возвращалась медленно. Она была в раздумье. Действительно ли ей хочется еще раз выйти замуж и пережить все, что связано с замужеством? «Да, — решительно ответила она сама себе. — Потому что это и есть жизнь».
Окончив все дела в Лондоне и отправив своих людей в Беркхэмстед, Ги впервые остался с Лили наедине с тех пор, как они покинули Годстоун. И любовь их расцвела на свободе, в уединении уютной комнаты.
— Я хочу показать тебе Лондон, — говорил Ги. Но один поцелуй влек за собой другой, и прогулка откладывалась: они жили для любви.
Однажды вечером, после мытья, Лили сидела на краю кровати, обнаженная, и волосы окутывали ее подобно рыже-золотому плащу. Ги зачарованно смотрел на нее.
— Ты великолепна! А что это ты делаешь? — полюбопытствовал он.
— Натираю тело листьями мяты, чтобы быть благоухающей.
— И вкусной, — добавил он.
— Об этом я не думала, — улыбнулась Лили.
— А я только об этом и думаю! — Голос Ги стал хриплым от желания.
Он приподнял ее волосы над плечами, чтобы видеть нагие груди. Лили прикусила губу, стараясь удержать страстный стон.
— Не надо, не сдерживайся, — прошептал Ги. — Мне нравится, когда ты кричишь от страсти. Боже мой, ты такая благоуханная и вкусная! Некоторые английские обычаи мне очень по душе.
— А чем пахнут нормандки? — прошептала она.
— Чесноком, — соврал Ги.
— Ги, это неправда. Я слышала, что рассказывают о французах.
— Что мы — лучшие в мире любовники? Что мы знаем больше любовных штучек, чем все другие народы, вместе взятые? — спросил он, искушая ее.
— Какие, например? — Лили затаила дыхание. Ги опрокинул ее на постель и, перевернув на живот, сел на нее верхом. Легкими прикосновениями он тронул ее лопатки, затем пробежался по спине — Лили задрожала от наслаждения. Ги провел кончиками пальцев по ее ногам и ягодицам и, перевернув на спину, так же легко погладил по груди.
— Это называется patte-d'-araigneenote 19. И может довести до исступления, но сейчас до исступления дошел я сам…
Он начал целовать Лили, но по-другому, не как обычно. Это были «французские поцелуи», долгие, тающие, когда языком ласкают рот любимой. Они подействовали на Лили так возбуждающе, что недра ее несколько раз свела судорога.
— О-о-о!.. — простонала она, удивившись, ее тело отзывается на эти поцелуи.
— Maraichinagenote 20, — объяснил Ги.
— Почему по-французски все это звучит так нарочно и чувственно?
— Ах, cherie, это еще не все!
— Нет, нет, Ги, хватит! Я больше не вынесу.
— А я только начал, — гортанно засмеялся он.
…Они пели, смеялись и шептали любовные слова, их души и тела сливались в едином порыве. Однажды они вышли на улицу и долго бродили по городу, закусывали снедью, купленной у уличных торговцев, плавали на лодке по большой реке и смеялись над забавными людьми, попадавшимися им по дороге. Ги покупал Лили безделушки, а она подарила ему медальон с надписью «Горячо любимому мужу». Вернувшись в свое уютное гнездышко, Лили, задумчиво стоя у окна, размышляла о том, как хорошо было бы, если бы они могли жить так всегда. Ги подошел к ней сзади и сжал ее груди. Она чувствовала его горячее тело сквозь тонкую ткань платья. Даже простое прикосновение его руквозбуждало ее. Он раздел Лили и стал целовать ее тело, а она прижалась к нему, дразня его грудями и бедрами, и когда он хотел подмять ее под себя, она покачала головой и влезла на него… Это была лучшая поездка верхом за всю ее жизнь.
