Мария Лоди - Шарлотта Морель
Омнибус катился дальше. Наконец она вышла на остановке у Люксембургского дворца. Шарлотта почти бегом устремилась к своему дому. Анник открыла ей дверь и сообщила, что месье Бек уже давно ждет ее.
Шарлотта бросилась к нему в объятия. Она сильно расстроилась оттого, что все ею рассказанное никак не подействовало на Тома, который ждал ее уже больше часа и был в плохом настроении.
— Так ты ездила в Пантен? И не сказала мне ни слова? Я бы поехал с тобой, — кипятился он.
— Ты был слишком занят, да и вообще я не хотела…
Она рассказала ему о Габене и Илле, о той бедности, в которой они жили. Габен хотел рисовать, но его картины не продавались, и до сих пор он перебивался за счет своей доли денег от продажи поместья отца. Но сейчас эти деньги кончились.
— Он талантлив, — страстно доказывала Шарлотта, — но люди не хотят покупать его полотна. Им не нравятся его картины. Они их просто не понимают. Это его убивает, а для меня это просто невыносимо… Послушай, — сказала она нервно, пока Тома сохранял молчание, — я не могу оставить их там. Они должны переехать сюда. Здесь достаточно места для всех.
— И ты собираешься содержать их обоих, да? — сухо спросил Тома. — Ты угробишь себя для того, чтобы он мог продолжать рисовать, не будучи даже уверенной, что у него действительно есть талант.
— Я запрещаю тебе так говорить!
— Но я обязан это сказать. Кто-то же должен это сделать. Ты снова приносишь себя в жертву, как это произошло с Этьеном. У него не было никаких талантов, но ты упрямо продолжала поддерживать его во всех начинаниях. Ты оказала ему медвежью услугу, поддерживая его иллюзии относительно самого себя…
— Успокойся, — сказала она подавленно.
Но, разгорячившись, он продолжал:
— Этьен умер не просто от болезни. Он мог бы быть счастлив и по-другому, но ты лишила его возможности измениться. Теперь ты хочешь столкнуть Габена в ту же яму. Ты хочешь разрушить и свою жизнь… Посмотри на себя, — продолжал он, — ты отказалась от нормальной жизни. Ты хочешь писать. Я знаю тебя. У тебя большие амбиции. Ты жаждешь славы и денег. Ты хочешь пробиться в высшее общество, но все, что ты делаешь, — это погоня за иллюзиями.
Он был сумрачен. Он знал, как неистово, хоть и не признаваясь в этом, она отвергала жизнь, которую он мог ей предложить. Она не допускала даже мысли о том, чтобы жить, подобно многим другим женщинам, в его доме, за его спиной. Она недостаточно любила его для этого, и он понимал это. Тома презирал фальшивые святыни этого картонного мира, которые убивали в людях все лучшее.
— Деньги, — сказал он, — вот где корень всего зла: в деньгах и жажде славы. Ты уважаешь власть, но именно те, в чьих руках она находится, разрушают тебя. Габен умирает, потому что люди не покупают его картин. А твоя сестра Луиза умирает из-за ошибочных принципов и так называемого благородного воспитания, которые не дают ей жить свободно. Оглянись вокруг. Студент Фредерик умирает от бедности, потому что за образование нужно платить. Дельбрез умирает от разврата, потому что он принадлежит к извращенному обществу. И таких примеров много, очень много.
Шарлотта пожала плечами:
— Что ты пытаешься доказать?
— Что вы все сошли с ума в погоне за успехом. Что это погубит вас так же, как и многих других, а ты разрушишь свою собственную жизнь… и мою тоже.
— Габена это не касается.
— Возможно, что и нет, — сказал Тома устало. — Может быть, Габен — гений. Может быть, у него талант. Но такая жизнь погубит его, как и всех остальных. А ты хочешь принести нас обоих в жертву, чтобы помочь ему в этом. Привози их сюда. Мне просто-напросто придется остаться у себя дома. В любом случае мне не место в этой семье.
— Я люблю его, — сказала она тихо. — Он мой брат.
— А я? Ты любишь меня?
— Это не одно и то же.
— Да, — сказал он, — это не одно и то же. Ты ничего мне не даешь, ты ничем не жертвуешь ради меня. Я не твой брат, конечно же, я — никто.
— Ты не можешь меня понять, — сказала она печально.
— Ну, конечно, нет. Я всего-навсего зануда и дурак.
— Ты выходишь из себя и ты несправедлив. Почему? Что я сделала? — спросила Шарлотта, искренне удивляясь.
— Ничего. Вообще ничего.
Он сердито ходил по комнате, и она вдруг рассвирепела оттого, что он позволил себе не сдержаться в ее доме.
— Ну, тогда все. Если ты пришел сюда оскорбить меня, можешь идти. Ты всегда считаешь себя правым. Ты бросаешь свои идеи людям, как будто хочешь оглушить их. А что если кто-нибудь с тобой не согласен? Твои идеи меня утомляют. Ты слишком громко кричишь. Я уже наслушалась этих разговоров о справедливости и справедливом дележе счастья для бедных. Мне наплевать на бедных и на всех остальных. Я хочу жить по-своему и быть счастливой по-своему. Между прочим, ты так громко кричишь о справедливости и благотворительности, но что ты сам сделал для других? Разве ты не пытаешься достичь успеха любой ценой? Ты считаешь себя очень честным и благородным!
Тома выслушал ее, побледнев, но не вымолвил ни слова, пока она в ярости металась взад-вперед по комнате.
— Кому ты приносил какие-нибудь жертвы? — наступала она на него. — Ты колебался хоть чуть-чуть, когда решил оставить Мари и прийти ко мне? Думал ли ты тогда о благе бедных?
— Я могу убить тебя за такие слова, — сказал Тома изменившимся голосом.
Они смотрели друг на друга в упор. Шарлотта подумала, что он ее ударит. Она понимала, что зашла слишком далеко, и сожалела об этом. Она почувствовала смертельную усталость.
— Ну, хорошо, — сказала она быстро, — ты же знаешь, я никогда не задумываюсь о том, что говорю. Я хотела уколоть тебя.
— У тебя это здорово получается.
Он говорил могильным голосом. На смену злости пришло отчаяние, и она испугалась, что он уйдет и оставит ее одну.
— Я не хотела этого. Поверь мне. Ты тоже обидел меня, неужели ты не понимаешь? Я должна была отомстить тебе, я просто должна была.
Она набросилась на него и стала молотить маленькими сжатыми кулачками ему в грудь, стараясь сделать больно, вернуть его из опасного состояния отрешенности, которое означало потерять его.
— Ну, ударь меня! Только не молчи. Скажи, что ты мне веришь.
Он не реагировал, как будто находился где-то в далекой стране и не мог оттуда вернуться. Шарлотта почувствовала страх, хотя и не могла понять, перед чем или отчего. В ее голове была только одна мысль: не отпускать его от себя в этот вечер.
Она хваталась за него усталыми неловкими руками. Желание, которое росло в нем, было отчаянным и дерзким, потому что впервые он не вкладывал в него сердце.
