Эльза Вернер - Развеянные чары
— Ах, вот что! Я и не подумал об этом. Не предполагал, что у этих господ после их юбилея явится охота и найдется время для наблюдений. Разумеется, для сыска они всегда достаточно трезвы.
— Отец говорит… — начала, было, Элла.
— Что он говорит? — вспылил Рейнгольд. — Может быть, ему мало того, что я с утра до вечера прикован здесь, в конторе? Ему досадно, что я по ночам ищу отдохновения в музыке? Я считал, что я и мой рояль изгнаны достаточно далеко, ведь павильон расположен так уединенно, что я могу не опасаться нарушить сон праведных в этом доме. К счастью, здесь не слышно ни звука.
— Напротив, — тихо возразила молодая женщина, — я слышу каждый звук, когда кругом ночная тишина, а я лежу в постели и не могу заснуть.
Рейнгольд обернулся и посмотрел на жену. Она стояла с опущенным взором, без всякого выражения на лице. Его взгляд скользнул по ее фигуре, как будто он бессознательно сравнивал ее с кем-то, и горечь еще резче проступила на его лице.
— Очень жаль, — холодно заметил он, — но здесь я не в силах помочь — ведь окна твоей спальни выходят в сад. Что ж, закрывай ставни. Тогда мои музыкальные «сумасбродства» не будут нарушать твой сон.
Он перевернул страницу и, по-видимому, углубился в цифры. Элла подождала две-три минуты, но, видя, что на ее присутствие не обращают ни малейшего внимания, вышла так же тихо и беззвучно, как и вошла. Однако едва она переступила порог, Рейнгольд отшвырнул от себя книгу. Взор, которым он окинул затем всю обстановку конторы, выражал самую жгучую ненависть; он тяжело вздохнул, опустил голову на руки и закрыл глаза, как будто не хотел ничего видеть и слышать.
— Здорово, Рейнгольд! — неожиданно прозвучал позади него мужской голос.
Молодой Альмбах вскочил и уставился изумленным, вопрошающим взором на незнакомца в форме моряка, незаметно вошедшего в контору и стоявшего теперь перед ним.
Но вдруг лицо его вспыхнуло радостью, и он бросился в объятия незнакомца.
— Возможно ли, Гуго?! Ты уже здесь?
Две сильные руки обняли его, и горячие губы прижались к его губам.
— Так ты узнал меня? — воскликнул моряк. — Тебя я узнал бы среди тысячной толпы, хоть ты уже не тот маленький Рейнгольд, каким я оставил тебя! Но ведь и я изменился, должно быть, не менее твоего.
В первых его словах слышалось некоторое волнение, но конец фразы был произнесен уже веселым тоном. Рейнгольд все еще не выпускал брата из своих объятий.
— Так внезапно!.. Не известив меня! Я ждал тебя только на будущей неделе.
— Мы неожиданно быстро завершили рейс, — ответил моряк. — А как только вошли в гавань, я не мог уже ни минуты оставаться на борту, меня прямо тянуло к тебе. Слава Богу, что я застал тебя одного! Я уже боялся, что придется пройти через чистилище родительского гнева и сразиться со всей родней, чтобы добраться до тебя.
При этом напоминании лицо Рейнгольда, сиявшее радостью свидания, снова омрачилось, и руки бессильно опустились.
— Тебя еще никто не видел? — спросил он. — Ты знаешь, как дядя настроен против тебя с того дня…
— Когда я ускользнул от его намерения привинтить меня к конторке и убежал из дома? — перебил его Гуго. — Знаю, конечно, и представляю себе суматоху, поднявшуюся в доме, когда обнаружили мое отсутствие. Но ведь этой истории уже почти десять лет, а «никчемный» не умер и не погиб, как, несомненно, сотни раз предрекала и даже, более того, желала ему их родственная любовь. Он возвращается почтенным капитаном первоклассного судна, снабженный наилучшими рекомендательными письмами к вашим главным торговым домам. Неужели такие успехи в торговом мореплавании не смягчат разгневанного сердца главы фирмы «Альмбах и Компания»?
Рейнгольд подавил вздох.
— Брось шутить, Гуго! Ты не знаешь дяди, не знаешь условий жизни в его доме.
— Нет, я вовремя сбежал отсюда, — подтвердил капитан. — Во всяком случае это был лучший выход… и тебе нужно поступить так же.
— Зачем так говорить? А жена, ребенок?
— Ах, да! — смущенно воскликнул капитан. — Я все забываю, что ты женат. Бедный мальчик! Тебя предусмотрительно заковали в цепи! Брачные узы вернее всего пресекают попытки к свободе. Ну, не сердись! Я охотно верю, что никто силой не тащил тебя к алтарю, но привел к нему, конечно, дядя, а меланхолическая поза, в которой я застал тебя, совсем не говорит о супружеском счастье. Дай-ка мне прямо взглянуть в твои глаза, чтобы видеть, что у тебя на душе.
Капитан без церемоний схватил брата за руку и потащил к окну. При ярком дневном свете стало особенно хорошо видно, до чего непохожи братья друг на друга, хотя черты их и имели несомненное сходство. Капитан был старше Рейнгольда; сильная, но вместе с тем изящная фигура, красивое, открытое, загоревшее под лучами солнца и обветренное лицо, слегка вьющиеся волосы и блестящие, веселые карие глаза — все его существо было проникнуто смелым и гордым духом, обнаруживавшимся при каждом движении. Свободная и уверенная осанка выдавала человека, привыкшего к самой различной обстановке и всевозможным случайностям и отличавшегося при этом такой живой и неподдельной любезностью, против которой трудно было устоять.
Внешность Рейнгольда производила совершенно другое впечатление. Худощавый и бледный, с гораздо более темными, чем у капитана, волосами и серьезным, даже мрачным взглядом больших темных глаз, он невольно привлекал внимание каким-то загадочным выражением. Гуго, пожалуй, мог показаться красивее брата, но сравнение было, безусловно, не в его пользу: Рейнгольд был в высшей степени «интересен», а перед этим редким и опасным свойством часто отступает даже совершенная красота.
Молодой человек поспешил уклониться от критического осмотра.
— Здесь тебе нельзя оставаться, — решительно заговорил он. — Дядя с минуты на минуту может войти, и тогда произойдет страшная сцена. Я пока отведу тебя в садовый павильон, предназначенный специально для меня. Придется тебе или нет увидеться с дядей и тетей, но все же необходимо сообщить им о твоем приезде. Я пойду и скажу…
— И выдержишь сам всю бурю? — перебил его капитан. — Оставь, это мое дело! Я сейчас же пойду представиться родственникам в качестве покорного племянника.
— Да ты с ума сошел, Гуго! — воскликнул Рейнгольд. — Они ведь и не подозревают о твоем возможном приезде.
— Тем лучше! Внезапный натиск помогает овладеть самыми неприступными крепостями, и я давно радовался мысли бомбой налететь на своих грозных родственников и посмотреть, как вытянутся их физиономии. Но ты, Рейнгольд, должен обещать мне, что спокойно подождешь здесь моего возвращения. Тебе больно будет присутствовать при том, как на мою грешную голову выльется вся чаша их родственного гнева. В братском самоотвержении ты, конечно, пожелаешь принять на себя часть направленного на меня гнева, а это разрушит весь мой стратегический план… Иона, иди сюда! — Он открыл дверь и впустил в контору человека, до сих пор ожидавшего в сенях. — Вот мой брат! Смотри на него хорошенько! Ты должен рапортовать ему… Ты обещаешь мне, Рейнгольд, — обратился он снова к брату, — в течение получаса не появляться в комнатах у дядюшки? Я сам приведу там все в порядок, хотя бы для того мне пришлось атаковать весь дом.
