Наталья Майорова - Время перемен
Потом я взяла один из перевернутых мною в поисках червяков камней, выбрав поувесистее, и со всего размаху запустила им в окно комнаты Александра. Стекло весело зазвенело.
Когда после меня Тимофей с Фролом ловили, я, честно сказать, даже не пыталась себя сдерживать. Надо же иногда душу отвести. Поэтому в кабинет к отцу меня доставили попросту завернутой в ковер. Да еще и вожжой поперек перевязанной. А Тимофей и Фрол выглядели как два Мцыри после битвы с барсом.
– Зачем ты это сделала? – спросил отец. – Чем тебе не угодил Александр?
Я засмеялась. Не то чтоб мне было очень смешно, просто я знала, что мой смех всех раздражает.
– Неужели в тебе не осталось уже ничего человеческого?! – воскликнул отец и противно хрустнул пальцами. – Александр только что лишился матери, дома… Он наш гость, и тебе сто раз объясняли, как следует…
– Пусть убирается, откуда приехал, – сказала я.
– Ты же могла его убить! – Теперь отец уже почти кричал. – Ты опасна для окружающих! У тебя достаточно ума, неужели ты не можешь понять: если ты не научишься контролировать свою злобу, то проведешь свою жизнь за решеткой в лечебнице!
Я опять засмеялась. Можно подумать, какая-нибудь решетка (когда она еще будет, да и сбежать я всегда сумею) может сравниться с той стеной, которая с рождения отделяет меня от других людей и не поддается никаким усилиям ни с той ни с другой стороны!
– Александр останется жить здесь, с нами! – отчеканил отец. – Ты будешь с ним общаться. Он уже согласился заниматься с тобой историей и географией. И запомни: если ты еще хотя бы раз позволишь себе по отношению к нему выходку, подобную сегодняшней, я посажу тебя под замок в подвале, а твоего дружка Степку отправлю в деревню и запрещу ему даже приближаться к усадьбе! Поняла меня?!
Я кивнула, задев подбородком за край ковра, в который была завернута. Чего ж тут не понять? Отец тоже знает про театр и проволочки, прикрепленные к куклам-артистам. В конце концов, он играл в них уже тогда, когда меня еще и на свете-то не было. Но почему-то мне кажется, что я более искусный кукловод, чем он. Или, по крайней мере, стану им в будущем.
Глава 3,
в которой Люша знакомится с Максимилианом и его родителями, а также с Юлией и Надей. Еще она ночует в лесу и узнает, что она лесной эльф с четырьмя незримыми крылами
С приездом Александра в Синих Ключах многое изменилось. Стали появляться разные люди, которых раньше не было. Шум, обеды, прогулки, развлечения. Лукерья радовалась и бушевала. Я слышала грохот котлов даже в парадных покоях. Отец нанял ей помощницу из Черемошни. Помощница была молоденькая, с толстой косой цвета соломы и каждый вечер плакала в чулане под лестницей: ей казалось, что Лукерья ею все время недовольна и вообще вот-вот убьет ее огромным половником. Я попыталась объяснить ей, что это не так и Лукерья на самом деле мухи не обидит. Но она лишь затрепетала в ужасе и затянула пленкой круглые глаза, как пойманная птичка. Кажется, Настя сказала ей, что я кусаюсь ни с того ни с сего и уже не по одному разу искусала всех слуг.
Недолго я думала, что эти изменения исходят от самого Александра. Но быстро поняла, что все это часть отцовского плана и он Александра местами поощряет, а местами так и просто вынуждает поступать так или иначе.
В общем, это было даже забавно. Но совершенно невпопад. Я не знаю, понимал ли это отец. Мне кажется, не очень.
Например, приезжавшим погостить друзьям Александра вменялось в обязанность вовлекать меня в свои ежедневные развлечения. Умора, да и только! Если хоть чуть-чуть подумать, то гораздо проще представить участником их веселья Степку или даже нянюшку Пелагею.
Отец стал обмениваться визитами с соседями из усадьбы Пески, расположенной на холме за Удольем. Так принято, объяснил он мне, ведь их сын Максимилиан оказался лучшим другом Александра. Потом стали приезжать и другие соседи. Лица у гостей были вышиты любопытством и походили на полотенца под иконами. На меня все они смотрели так, как будто я только что сбежала из зверинца. Иногда, чтобы их не разочаровывать, я скалила зубы, подпрыгивала на месте или пробегала через комнаты на четвереньках. Иногда (это вдруг по настроению стало доставлять мне удовольствие) делала книксен, приветствовала их по-английски и разливала поданный Настей чай, занимая гостей непринужденной светской беседой. Особенно приятным было то, что большинство соседей английского языка не понимали. Они думали, что я несу абракадабру, и ждали подвоха. Это был театрик с переменой ролей, один из тех, что по-прежнему хранились в башне в деревянных ларях.
Еще я пряталась по кустам и подслушивала разговоры. Иногда это оказывалось занимательным.
– Какой все-таки ловкий ход сделала Татьяна под конец жизни, – говорила хозяйка Песков Софья Александровна, переодеваясь к обеду в отведенной супругам комнате в северном крыле (я пряталась под открытым окном в кусте сирени). – Всю жизнь была дурой и простушкой, любой вокруг пальца обведет, взять хоть муженька ее, хоть Алекса, который вечно из нее веревки вил, а тут на тебе – поймала-таки Николая на жалость и обеспечила своему сынку-балбесу будущее… Как это ей, интересно, удался такой решительный шаг? Ведь всю жизнь во всем сомневалась, и все-то ей было неловко…
– Должно быть, близкий конец и тревога за недостаточность сына обострили ее решительность и умственные способности, – солидно предположил муж.
– Если только так. А теперь ему надо только по-умному повести дела и будет всю жизнь обеспечен по хорошему счету. Николай-то уж сильно не молод, а девчонка просто ужас что такое… Ты видел, какие у нее глаза?
– Ну разумеется, у сумасшедших всегда жуткие глаза, – опять согласился муж. – Спровадит ее Алекс в какую-нибудь укромную богадельню или даже здесь где-нибудь поселит под хорошим присмотром. И станет оч-чень даже обеспеченным человеком. Если только правильно поведет дела с Николаем…
Я заметила, что супруги на разный лад повторяют слова друг друга. И во всем друг с другом согласны.
«Наверное, живут душа в душу, – нянюшкиными словами подумала я и добавила от себя: – Как две змеи, зимующие в одной колоде».
