Елена Арсеньева - Сокол ясный (Елена Глинская – князь Иван Оболенский)
Елена не стерпела обиды. Ладно бы только попрекал ее Глинский, а то ведь требовал немедля удалить князя Ивана… мало того – заточить его в темницу, по крайности – сослать, куда и Макар телят не гонял.
«Лучше бы ты мне, дядюшка, посоветовал на лавку встать да голову в петлю сунуть либо вострым ножичком зарезаться. Все лучше, чем с моим ясным соколом расстаться!» – мрачно подумала племянница и поглядела на Глинского так, что он ощутил себя как-то не слишком уютно. Некие дурные предчувствия в нем зародились…
И эти предчувствия не замедлили сбыться. В ту же ночь Михаил Львович вместе с единомышленником своим, Михаилом Семеновичем Воронцовым, был схвачен и обвинен в том, что хотел-де, пользуясь малолетством великого князя, держать государство в своих руках, а кроме того, в том, что отравил некогда великого князя литовского Александра.
История смерти этого последнего была и впрямь темна, аки вода во облацех, но Глинский к сей смерти руки не прикладывал, во все время болезни и кончины своего бывшего литовского государя он был в войске. Что же касается первого обвинения, оно истине соответствовало как нельзя лучше, за что Михаил Глинский и поплатился сполна. Он умер в темнице – не то уморили его «смертным гладом», не то замучили «под железной шапкою». Да какая разница, в сущности?
Чуть только пошел слушок о том, что Михаил Львович схвачен, как побежали в Литву Иван Ляцкий и Семен Бельский, бывшие с ним в сговоре. Двух других единомышленников Глинского, Ивана Бельского и Ивана Воротынского, немедленно обвинили в сообщничестве и покушении на престол и также заточили в темницах. После этих строгостей уже не нашлось более бояр, которых нужно было бы устранять, так как двое других приближенных великого князя Василия Ивановича, которые назначены были для присмотра за взрослением княжича Ивана, Василий Шуйский и Иван Шигона-Пожогин, стояли на стороне Телепнева.
Теперь власть целиком была бы в руках княгини Елены и князя Ивана, когда б не Андрей Старицкий, брат покойного Василия Ивановича. Он хотел бежать в Литву, не чая добра от новой власти, однако был Телепневым перехвачен, доставлен в Москву и там тоже заточен в подземелье, где и умер подобно своему брату Юрию, а также Глинскому. Теперь был потушен последний очаг возможной смуты, и влияние князя Ивана стало в государстве неоспоримо.
Елена могла только радоваться, что избранник ее сердца показывал себя истинно государственным мужем. Он немедленно начал войну с Литвой и опустошил ее земли до самой Вильны, а потом взялся заключить с извечным русским врагом мир, причем большинство послов приезжали именно к нему, минуя боярскую Думу.
Одной ей ни за что было бы не справиться со страшным скопищем дел, которые обрушились на ее плечи – в самом деле женские, в самом деле слабые… Ее сокол ясный был не только в постели хорош и к любой забаве способен – поддерживал свою возлюбленную во всем. А она, погасив очаги смуты внутри страны, норовила теперь поладить и подружиться со всем крещеным миром, доказать ему, что женщина может быть полноценной правительницей. Елена подтвердила мирные и дружественные договоры Руси со Швецией и Молдавией, астраханцами и ногайцами, вступила в переписку с императором Карлом V Германским и братом его Фердинандом, королем венгерским и богемским. А вот с разбойниками-крымчаками Елена мириться не хотела и вела с ними постоянные сражения, не подпуская к русским границам. Высоко ценя воинский талант своего возлюбленного, она выдвигала и поощряла и других видных воевод: Пупкова, Гатева, Немирова, Лавина, Кашина, князей Федора Мезецкого и Никиту Оболенского. Они сражались и побеждали именем правительницы Елены и под началом ее милого друга.
И народ, и войско в своем отношении к этой связи словно бы на качелях качались: то вверх, то вниз. Конечно, непривычно, дурно, что вдовица не удалилась в затвор после смерти мужа, а взялась страной править и спать со своим соколиком-судариком. А впрочем, разве плохо она правит? Да и соколик ее не токмо же на пуховиках валяется, а и во всяком бранном деле идет впереди других.
Конечно, вроде бы неладно, что Иван Телепнев-Оболенский сопровождает правительницу во всяких ее поездках по стране и монастырям, живет с ней в одной комнате, ездит в одной повозке и даже при богослужении становится рядом с ней. А впрочем, разве мало почтения оказывает он подрастающему государю Ивану и брату его Юрию? Ведет себя по отношению к ним как добрый отчим… не сказать больше…
Вот тогда-то и пополз нехороший слушок об истинном отношении Ивана Овчины-Телепнева к детям Елены – и слушок этот потом не раз и не два аукнется Ивану Васильевичу, когда тот будет подрастать, взрослеть, и уже подрастет, и повзрослеет, и даже станет царствовать.
Тем временем в волнениях, войнах, примирениях, спорах, радостях и бедах минули четыре года. Ивану Васильевичу, старшему сыну Елены Глинской, скоро должно было исполниться восемь. Он был своенравен, боек, дерзок и слушался, кажется, всего двух женщин во всем мире – матушку свою, Елену Васильевну, и нянюшку – Аграфену Федоровну Челяднину. А среди мужчин был только один человек, которого Иванушка почитал. Это был его тезка – князь Иван Овчина-Телепнев.
* * *Человек так жаждет счастья, что, лишь оно наступит, думает, будто это навсегда. И привыкает к нему, и не ожидает ничего дурного от нового дня, и когда двуликая судьба вдруг поворачивается к нему недобрым своим боком, а то и показывает зубы в злой насмешке или бьет наотмашь, со всего размаху – бьет внезапной бедой, – он первое мгновение не верит, что все – иссякло счастье, словно пересох– ший родник. Осталось только горе.
Тот день напоминал все остальные. С утра Елена была весела, потому что разбудил ее князь Иван. Они долго ласкались-миловались, слушая, как хохочет в своей опочивальне Иванушка. Если его поднимала с постели нянюшка Аграфена Челяднина, он всегда был радостен.
Вышли к завтраку. Нынче к столу зван был Василий Шуйский. Он уже ожидал в трапезной. Встретил княгиню и ее милого друга низкими, почтительными поклонами, смотрел на Елену и Ивана истово, преданно. И Елена подумала, как было бы славно исполнить заветную мечту свою – сочетаться браком с ее ясным соколом. Надо посоветоваться с князем Василием, с другими их союзниками и друзьями.
Елена села на свое место, куда садилась обычно, глотнула молока, присыпала свежий слоистый творог солью. Она любила начинать завтрак с соленого творога – с детства к этому привыкла, а своих домашних никак не могла приохотить к этому блюду. Однако сегодня творог показался ей невкусным. Соль имела какой-то странный, горьковатый при-вкус. А впрочем, наверное, Елене это показалось.
