Джо Гудмэн - Буду твоим единственным
– Почему вы зовете его Уэстом?
Нортхэм пожал плечами.
– Нужно же было как-то его называть, а других сторон света не осталось.
Норт, Саут, Ист, Уэст. Элизабет легко могла себе представить, как отчаянно маленькому Марчмену хотелось стать одним из них.
– Бедный мистер Марчмен.
– На вашем месте я не стал бы его жалеть. Со временем он дорастет до своего имени, как и каждый из нас.
Элизабет нахмурилась:
– Что вы имеете в виду?
– В Хэмбрик-Холле я не был Нортхэмом.
Она ожидала продолжения, но граф молчал, устремив взгляд на деревья, росшие на противоположном берегу ручья, за лугом. Элизабет взглянула на его профиль, словно высеченный смелыми ударами резца. В нем не было ничего, что служило бы признаком слабости. Решительно сжатый рот и твердая линия подбородка свидетельствовали о силе духа. Его нос с легкой горбинкой воинственно выдавался вперед. Только длинные темные ресницы, составлявшие резкий контраст с шапкой золотистых волос, наводили на мысль, что он не так уж неуязвим.
– Могу я спросить, много ли приглашений вы получили? - поинтересовалась она, прерывая затянувшееся молчание.
– Много? - Нортхэм изобразил ужас. - Мне показалось, что я попал под артиллерийский обстрел. Впрочем, вы брать было нетрудно. Я очень хотел попасть сюда.
Элизабет тепло улыбнулась:
– Баронесса будет счастлива, когда узнает об этом. Предпочесть ее прием всем остальным… Это и в самом деле высокая оценка. Не возражаете, если я передам ей ваши слова?
– Разумеется, но, думаю, лучше не говорить ей об истинной причине, которая привела меня сюда.
Улыбка Элизабет померкла, а затем и вовсе угасла.
– Что вы хотите этим сказать?
– Разве непонятно?
– Нет.
Он поднял брови, посмеиваясь над ее нетерпеливым тоном.
– Должно быть, я переоценил вашу проницательность либо проявил к вам недостаточное внимание.
– Я считаю себя весьма проницательной, милорд.
Он кивнул:
– Я тоже. Но тогда это означает, что мне не удалось ясно выразить свои намерения.
Элизабет вдруг захотелось оказаться как можно дальше от этого места. Видимо, эти чувства отразились на ее лице.
– Ну вот, кажется, я смутил вас, - улыбнулся Нортхэм.
– Нет, просто…
– О, прошу вас, не надо лукавить. Я же вижу, что мой очевидный интерес почему-то задел вас. Пожалуй, мне следует объясниться.
Элизабет не знала, куда девать глаза. Какой стыд, что он с такой легкостью читает ее мысли! Как будто она какая-то деревенская простушка. В двадцать шесть лет пора бы научиться управлять своими эмоциями, а уж тем более выражением лица. Она подавила желание отвернуться и смело взглянула ему в глаза. Жаль только, что не в силах избавиться от предательского румянца.
– Я не чувствую себя задетой, - заговорила она надменным тоном. - Просто в свои двадцать шесть лет я уже привыкла к мысли, что, как принято говорить, «прочно обосновалась на полке». Видите ли, сэр, меня считают «синим чулком» за мой интерес к чтению и наукам. И хотя общеизвестно, что за мной дают солидное приданое, ни для кого не секрет, что я предпочитаю сама распоряжаться своим состоянием. От вашего внимания также не ускользнуло, что я не слишком грациозна - проще говоря, калека. Может, я и неплохая собеседница, но совершенно не гожусь в спутницы жизни. И наконец, если всего вышесказанного недостаточно, чтобы отвадить потенциального жениха, мой отец, граф Роузмонт, отличается тяжелым характером, если не сказать больше. Я просто не в состоянии представить себе человека, который согласился бы иметь его в качестве тестя.
Нортхэм молчал, глядя на ее решительное лицо и миндалевидные глаза, с вызовом смотревшие на него. Они были почти такого же цвета, как и ее волосы, и так же искрились золотистыми бликами.
– Да уж, - сухо бросил он. - Меня совсем не прельщает перспектива породниться с графом Роузмонтом.
Какой- то бесенок подтолкнул Элизабет на язвительное замечание:
– Полагаю, он тоже к этому не стремится.
– В его глазах мелькнула ирония.
– Тем лучше.
– И я тоже, кстати, - поставила точку в этом раз говоре Элизабет.
Ситуация становилась все более забавной, но Нортхэм постарался скрыть веселье. К тому же граф был заинтригован. Он видел, что Элизабет Пенроуз восприняла его интерес к себе как ухаживание и при этом вовсе не чувствует себя польщенной. Паника - вот как можно было описать ее состояние.
– Ну что ж, значит, мы не подходим друг другу, - нарочито вздохнул он, не желая заканчивать их пикировку, от которой получал удовольствие.
– Совершенно верно.
– В таком случае можно только порадоваться, что полковник не питал подобных надежд. Не хотелось бы его разочаровывать.
– Полковник? - У Элизабет перехватило дыхание. - Вы знаете Блэквуда?
– Да. Я служил под его началом в Индии.
– Как он поживает? - нетерпеливо спросила она.
– Отлично. И очень хотел бы знать, как поживаете вы.
– Внезапно Элизабет осенило:
– Он просил вас узнать, как у меня дела?
– Что-то в этом роде. Он давно не получал от вас известий. Насколько я понял, это на вас не похоже.
– Да, я совсем запустила свою переписку.
– Наверное, потому, что были слишком заняты. Наверное, помощь баронессе отнимает у вас много сил и времени.
Элизабет не могла не заметить осуждающие нотки, прозвучавшие в его голосе.
– Что связывает вас с Блэквудом?
– Я же сказал, он был моим командиром в Индии.
– Я имею в виду отношения. - Должна же быть причина, заставившая Нортхэма проявить к ней такой интерес.
– Сразу видно, что вы не представляете себе, что такое армия. Если полковник приказывает, все подчиняются. А когда он просит об одолжении, мы не можем отказаться, даже если вышли в отставку.
Элизабет кивнула. Она знала, какую преданность и восхищение вызывал полковник Блэквуду своих подчиненных. Если бы не болезнь, приковавшая его к инвалидному креслу, Блэквуд получил бы назначение, доставшееся Веллингтону, и, возможно, командовал бы войсками при Ватерлоо. Когда она сказала об этом полковнику, тот рассмеялся без тени сожаления. «Упаси Боже, милая, - возразил он. - Если бы Бони одержал надо мной верх, где бы мы сейчас были? Лопотали бы по-французски, как пить дать! Королю бы это не понравилось. Веллингтон - блестящий полководец. И всегда таким был».
– Полковник Блэквуд - кузен моей матери, - зачем-то объяснила Элизабет. - После ее смерти он назначил себя моим опекуном. Отец встретил его заботу обо мне в штыки. Так что, пожалуй, это и к лучшему, что большую часть времени он проводит за границей. Если бы он служил здесь, мне скорей всего запретили бы с ним общаться. А так мы можем переписываться. Я, можно сказать, выросла на этих письмах.
