Персия Вулли - Гвиневера: Королева Летних Звезд
– Конечно, госпожа, – проговорила я, глотая слезы – Что я могу сделать?
– Сначала взбей мне подушку. Я не могу говорить лежа, а мне хочется рассказать тебе об Утере и Тинтагеле.
На мгновение мне показалось, что она будет говорить со мной, как со священником, но знакомый огонек озорства мелькнул в ее глазах, и она тихонько засмеялась.
– Есть некоторые вещи, дорогая моя, которые мужчинам не понять никогда, даже если, а может быть, особенно, если этот мужчина – духовник. Я примирилась со своей строгой монашеской жизнью и надеюсь, что скоро увижу небеса, встречу с которыми он обещает. Мы поступаем мудро, когда верим тому, чему должно верить. Своими заботами, однако, лучше всего делиться с человеком, который поклоняется старым богам, – добавила она задумчиво. – Хорошенько запомни то, что я тебе расскажу.
Итак, я взбила повыше ее подушку и молча села на скамейку, приготовившись слушать.
– Горлойс был хорошим человеком, честным, правдивым и ласковым, и я никогда не позволяла себе обижать его ни словом, ни делом. Уезжая из Тинтагеля, я, наверное, боялась за него так же, как за себя, потому что страшилась силы богини… – Так начала мать Артура свой рассказ. Вот что я узнала от нее.
Дороги в Винчестер были заполнены людьми, спешившими по вызову Утера: знатью в мехах и золоте, мелкими королями со своими воинами и даже простолюдинами, идущими пешком. Все шли, чтобы увидеть нового короля Пендрагона. Солнечные лучи блестели на крышах домов и на холмах, ставших от свежевыпавшего снега черно-белыми; голые деревья четко выделялись на фоне неба. Пар от дыхания лошадей висел в воздухе дымными облачками, когда они проезжали через ворота Саутгейт.
Беспокойство Игрейны скоро сменилось любопытством, потому что застенчивая сельская герцогиня никогда прежде не видела такого большого скопления людей. Ей даже понравился первый вечер, проведенный во дворце, хотя тогда верховный король не вышел к своим гостям.
Проснувшись следующим утром на рассвете, Игрейна надела длинный темный плащ и тихонько вышла из дворца, чтобы побродить среди деревьев на холме – ей хотелось обрести душевное спокойствие, которое всегда приходило к ней на природе. Во время прогулки она нашла на снегу молодого соколенка с разбитым крылом. Игрейна наклонилась к земле и, накрыв голову птицы своей мягкой перчаткой, чтобы успокоить ее, стала осматривать крыло.
Вдруг она увидела перед собой ноги в сапогах. Сапоги были хорошо сшиты, из блестящей кожи, со шпорами, которые говорили о силе и жестокости. От неожиданности сердце Игрейны подпрыгнуло, и у нее перехватило дыхание. Опомнившись, она подняла свои гордые глаза на мужчину, стоявшего перед ней.
– Я не знала, кто он такой, но, вглядевшись в хищные черты его лица, поняла, что он такой же неукротимый и резкий, как ветер Тинтагеля, – сказала Игрейна дрожащим от волнения голосом.
Мужчина не отрывал глаз от красавицы, сидевшей перед ним на корточках, и не знал, что сказать. Игрейна смотрела на него изучающе. И только когда он поднял руку, она увидела кольцо с драконом и поняла, что перед ней верховный король.
– Ты всегда приручаешь хищников? – внезапно спросил он, не представляясь и не здороваясь.
– Не приручаю, господин, а просто лечу, – ответила она, выдерживая его испытывающий взгляд.
Ответ был простым, но реакция Утера была для нее совершенно неожиданной. Он густо покраснел и, резко развернувшись, ушел.
Игрейна почувствовала, что по ее телу прошло тепло, и, взяв соколенка, поспешно вернулась во дворец. Пока Игрейна лечила крыло птицы, ее не покидала мысль об утренней встрече. Руки у нее дрожали, и всем телом Игрейны овладела нахлынувшая страсть.
– Я предчувствовала что-то ужасное, – шептала она, – и вечером во время празднества всячески избегала Утера.
Но Пендрагон бегал по дворцу в поисках Игрейны, как волк, высматривающий добычу. Он был раздражен и взволнован, говорил слишком громко и обрывал разговор на полуслове. Игрейна чувствовала, что он ищет ее, и старалась не попадаться ему на глаза. Когда Утер увидел Игрейну, его уже переполняла страсть, она же оставалась невозмутимой.
Не спросив разрешения у Горлойса, верховный король поцеловал руку Игрейны. Она медленно и неохотно подняла глаза и вспыхнула, встретив его взгляд. Игрейна попыталась вырвать у него руку, но Утер не отпустил ее, а повернулся и провозгласил тост.
– За герцогиню Игрейну из Корнуолла! Я выражаю тебе свое исключительное почтение, о прекраснейшая из прекраснейших в королевстве, в надежде на твою благосклонность, потому, что таким грубым мужчинам, как я, нужно, чтобы их лечили красавицы, подобные тебе!
Придворных потрясла его дерзость, а Игрейна терзалась от унижения и гнева, уверенная, что страсть, охватившую их, заметили все. Но Игрейна высоко держала голову и снисходительно приняла комплимент. И только потом, когда они с Горлойсом вернулись в свои комнаты, Игрейна в слезах бросилась к мужу.
– Конечно, Утер обратил на тебя внимание, дорогая, – рассудительно сказал Горлойс. – У него прекрасный вкус, к тому же он имеет славу соблазнителя женщин, и, если бы я не знал тебя так хорошо, я мог бы встревожиться, что он вскружил тебе голову. Поверь мне, не пройдет и недели, как наш новый король увлечется какой-нибудь хорошенькой девушкой – нужно просто немного подождать.
Услышав это, Игрейна еще больше расстроилась. Не могла же она сказать мужу, что своих чувств она боится больше, чем притязаний Утера, и мысль о том, что она может оказаться одной из многих завоеванных и забытых, уязвила ее до глубины души.
Игрейна разрыдалась, и, как ни уговаривал ее Горлойс, успокоиться она не могла. Скоро Игрейна уже рыдала, умоляя в истерике мужа:
– Увези меня домой, господин, прошу тебя, всеми богами прошу, увези меня отсюда, умоляю тебя!
– Мы уедем сразу после коронации, – обещал он, надеясь, что она успокоится, но обезумевшая женщина только застонала еще сильнее, и, испугавшись за ее здоровье, Горлойс увез ее, как только рассвело.
– Возможно… – размышляла вслух королева-мать, – Горлойс был прав, и, если бы мы остались, интерес Утера ко мне бы пропал.
Она закашлялась, и ей стало тяжело дышать.
– Госпожа, не надо говорить так много… тебе нужно беречь силы, – предостерегла я.
– Для чего? – она дышала с присвистом и указала рукой на кувшин с водой.
Руки Игрейны дрожали, и она не могла держать чашу, но когда я поднесла воду к ее губам, она посмотрела на меня и глаза ее прищурились в улыбке.
– Мне нужны силы только для того, чтобы закончить свой рассказ, как того ждет богиня… Ты должна понять, что я случайно оказалась вовлечена и то, что случилось. Запутавшись в паутине событий, сотканной мудрыми богами, я говорила и делала то, что казалось мне честным и благородным. После нашего отъезда, я надеялась, что сумею избегнуть участи, которой еще не понимала. – Она помолчала, а потом добавила: – Но волю богов никто не властен изменить.
