Лесли Лафой - Бесстрашная леди
Продолжая притворяться спящей, она сквозь ресницы заметила, что тени стали менее густыми, а кустарник более высоким. Она рискнула еще раз взглянуть на окрестности. На зеленых холмах увидела троих мужчин и мальчика, они скакали на лошадях.
— Давно пора, у меня уже затекли руки.
Она посмотрела наверх, откуда раздался голос. Ясные синие глаза. У нее перехватило дух. Густые темные ресницы, прямой нос, резко очерченные скулы. Изумительно красивые губы. Она помнила, как сверкали белизной его зубы, значит, он уже улыбался ей.
Сейчас не время об этом думать, спохватилась Глинис, пытаясь сосредоточиться. Посмотрев еще раз на окружавшие их зеленеющие поля, она глубоко вздохнула, стараясь успокоиться.
Не останавливая лошадь, незнакомец спросил ее:
— Как ваше плечо?
— Если я скажу, что не болит, это будет ложью, — ответила Глинис, — но я, безусловно, выживу.
— Вы в состоянии ехать верхом?
Она встретилась с ним взглядом и кивнула:
— Даже с закрытыми глазами и связанными за спиной руками.
Он подал знак следовавшему за ними всаднику, тот приблизился к ним, передал синеглазому поводья Берта и молча, ведя за собой несколько лошадей, проехал вперед, присоединившись к остальным всадникам.
— Меня зовут Каррик, — холодным тоном проговорил незнакомец, слезая с лошади.
Странное имя, подумала она, но ему очень подходит.
— Просто Каррик? — переспросила она.
— Да, просто Каррик. Хотите слезть?
Глядя в его синие глаза, она почувствовала непонятное волнение.
— Конечно.
Проигнорировав протянутую ей руку, она соскользнула с лошади и поняла, что этого не следовало делать, потому что все тело пронзила острая боль.
— Вы немного упрямы?
Глинис почувствовала игривый тон его вопроса. Она стояла в кольце его рук, вцепившись в его рукав с такой силой, что костяшки пальцев побелели.
— Я в порядке, — проговорила она, отпустив его рукав и всеми силами стараясь не рухнуть на землю.
Он отступил на шаг, потом очень осторожно подвел ее к лошади. Его помощь раздражала девушку. Она отказывалась чувствовать себя неопытным участником воскресной экскурсии. Выпрямившись, насколько позволяла боль, Глинис взяла из его рук поводья.
— Теперь я уже смогу сама, — заявила она, вставляя ногу в стремя.
— Да, я вижу, — ответил он и в тот же момент, обхватив за талию, поднял наверх. Глинис все еще подыскивала протестующие слова, когда он осторожно усадил се на седло.
— Насколько я понимаю, в вас стреляли впервые? — спросил он, направляясь к своей лошади.
— О нет. Я стараюсь получать огнестрельные ранения примерно раз в шесть месяцев, — ответила она легкомысленным тоном. — Это делает жизнь интересной. А вы?
Не дождавшись ответа, она снова спросила:
— Если не возражаете, я хотела бы узнать, по какой причине эти солдаты стреляли в меня?
— Британским солдатам не нужны причины, — спокойно ответил он. — Это Ирландия.
— Ирландия? — переспросила она. — Да, да, конечно. Хотите купить Бруклинский мост?
— Да, Ирландия, — ответил он, оглядывая окрестности. Слабая улыбка появилась у него на лице, когда он добавил: — А Бруклинский мост не ваш, и вы не можете его продать.
Его манера разговаривать свидетельствовала о том, что он считал ее легкомысленной. Уже дважды за несколько минут гордость ее была уязвлена.
— Я еще не поблагодарила вас за помощь.
— Я не сделал ничего такого, что выходило бы за рамки обычной помощи пострадавшему.
— Конечно, — сказала Глинис, стараясь наладить нормальный разговор. — Я ценю ваши усилия. Большое спасибо за то, что позаботились о моей ране и помогли ускользнуть от преследователей.
— Избавиться от мертвых преследователей было совсем не трудно.
— Вы убили этих солдат? — Она постаралась скрыть волнение.
— Вы не оставили нам другого выхода, — ответил Каррик. — Я не мог рисковать своей жизнью и жизнью своих друзей только потому, что вы привели их в наш лагерь.
Глинис не чувствовала себя виноватой. Она ведь не нарочно направилась именно в этот лес.
— Какой породы ваша лошадь? — спросил он, повернувшись в седле, чтобы еще раз взглянуть на Берта.
— Он из породы аппалуса, — с гордостью ответила она. — Может развивать большую скорость на коротких расстояниях. Конечно, ему не перегнать ваших чистокровных лошадей на длинных дистанциях, но породу не для этого выводили.
— А для чего?
— Для работы с рогатым скотом. — Она улыбнулась. — Он может повернуться на крошечной площади.
Каррик внимательно посмотрел на нее.
— Вы путешественница? — спросил он, глядя ей прямо в глаза.
Глинис взглянула на свое грубое пальто, потом опять на него и слабо улыбнулась:
— Вам не кажется, что это совершенно очевидно?
— Я не имел в виду обычные путешествия, — нетерпеливо произнес он. — Я спрашиваю, не попали ли вы сюда из другого времени? Из другого столетия?
Вопрос поразил ее, как умело пущенная стрела. Она поудобнее уселась в седле, прежде чем ответить:
— Это зависит от того, в каком столетии мы тут находимся.
— Сейчас 1832 год, девятнадцатый век, вы сами, случайно, не из двадцатого? Или, может быть, двадцать первого?
Глинис мысленно чертыхнулась и уже в который раз за этот день внимательно осмотрела окружающую местность, уверяя себя, что логика восторжествует. Она надеялась, что здравый смысл поможет разобраться в сложившейся ситуации и ей не придется доказывать невозможность воплощения в жизнь научной фантастики.
— Вы, случайно, не знали женщину по имени Сараид Конканон? — продолжал Каррик свои расспросы. — Или по имени Аланна Чэпмэн?
Что-то в его тоне заставило ее посмотреть на него. Его взгляд был направлен на какой-то невидимый предмет на дороге, подбородок решительно вздернут.
Что-то взволновало его, подумала Глинис.
— Нет, — ответила она. — А я должна была знать? Он пожал плечами, но выражение лица его не изменилось.
— Вы не ирландка, — сказал он, помолчав, — откуда вы?
— Из Канзаса, — ответила Глинис, — это в центре Америки.
Он кивнул.
— А как далеко Канзас от Колорадо?
— Через один штат на восток, — ответила она, изучая его профиль.
Откуда он знает про Колорадо, удивлялась она. Существовал ли такой штат в 1832 году? Она нахмурилась, подумав о том, с какой легкостью приняла его идею о перемещении на целое столетие во времени. Она не вправе расслабиться, потерять ориентацию. Она последняя в роду Малдунов. Ее предки, возможно, наблюдают за ней с небес, надеются, что она продолжит их дело. Но она не сможет этого сделать, если потеряет рассудок.
— И чем вы занимались в вашем Канзасе, мисс Малдун? Что полезного делали?
