Наталья Павлищева - Елизавета. Завидная невеста
Елизавета в ужасе замерла. Да, женских дел не было уже второй месяц, но она обманывала себя надеждой, что ничего страшного не произошло, что это просто задержка из-за перевозбуждения. Кэтрин все расставила на свои места, задержка в два месяца возможна только по одной причине!
Елизавета сидела, зажав ладони между колен и слегка покачиваясь из стороны в сторону. Неужели это конец?! Для женщины не может быть большего позора, чем родить вне брака. Будь она хотя бы замужем, можно попытаться скрыть, но теперь…
Спешно выйти замуж? Но за кого? Кроме того, она не просто леди, с тех пор, как отец восстановил ее в правах и назвал принцессой, ее замужество – государственное дело. Любое сватовство растянется на месяцы, да и как объявить будущему мужу, что она ждет ребенка?! Ужас сковал все тело Елизаветы, только разум пытался пробиться сквозь наступивший мрак к свету.
Кэт заботливо заглянула в лицо:
– Вам дурно?
– Нет.
– Я принесу снадобье, чтобы произошел выкидыш. Но это опасно…
– Нет! – испугалась Елизавета.
– Леди, если вы не примете меры сейчас, в следующем месяце может оказаться поздно.
С трудом сглотнув, сквозь туман она кивнула:
– Принеси.
Перед глазами плыло, в висках стучало, к горлу подступил такой комок, что становилось трудно дышать.
Но средство не помогло, Елизавета пыталась подолгу сидеть в горячей ванне, якобы борясь с простудой, тайно пила какую-то гадость, но женские дела не возобновились, и никакого выкидыша не случилось… На ее счастье король был постоянно при супруге, поскольку та чувствовала себя неважно. На принцессу никто не обращал внимания. Недуг королевы позволил и ей, отговариваясь нездоровьем, не появляться на людях. Но нездоровье королевы однозначно говорило о ее беременности!
Елизавета не могла спать, ночи напролет размышляя о своем незавидном положении. Ее тетка Мария Болейн родила от короля, ее собственная мать стала королевой, уже будучи беременной. Но Мария Болейн была замужем, и хотя ни для кого не секрет, чью дочь она выносила, у нее был муж, и все считалось вполне прилично. Анна Болейн, узнав, что беременна, настояла на женитьбе на ней короля Генриха, чтобы ребенок родился в законном браке. И хотя потом саму Елизавету назвали незаконной, но родилась-то она в браке!
У Елизаветы и такой защиты не было. Если она беременна от короля, то это грозит не просто изгнанием от двора и забвением, это угроза самой жизни! Анна Болейн была королевой при короле, Сеймур наоборот – супруг при вдовствующей королеве. И Екатерина никогда не простит падчерице этой беременности. А король Эдуард? При одной мысли о брате Елизавете становилось дурно. Ей не видеть не только блеска двора, но и вообще ничего, кроме разве убогой лачуги в деревне!
Один раз, всего один раз она неосмотрительно уступила мужчине, забылась в любовном экстазе лишь на миг, но этот миг будет стоить ей жизни!
Как у всякой женщины, у нее теплилась робкая надежда, что все как-то обойдется, беременность окажется обманной, что вот еще немного, и с женскими делами все наладится. Эту надежду подпитывало ее прекрасное физическое самочувствие. Не тошнило, не кружилась голова, не испортился вкус или характер. Если не считать ужасных размышлений о беременности, все было как прежде.
Вернее, не все. После того случая Сеймур не рисковал появляться в ее спальне по утрам. Это успокаивало и огорчало одновременно. Елизавета то радовалась, что больше не приходится отбиваться от его настойчивых объятий, то возмущалась, что он, сделав ей ребенка, тут же оставил наедине с этой бедой. Хотя, что он мог теперь поделать?
Так прошел томительный месяц, но ничего не изменилось. Кэт заглядывала в лицо каждое утро, Елизавета сокрушенно отрицательно качала головой – ничего. Но не было и тошноты, каких-то странных желаний, не было ничего, что выдавало бы ее беременность.
Однажды Елизавете надоело бояться, она объявила:
– Нет у меня никакой беременности! Ее Величество тошнит по утрам, она бледная, как мел, она капризничает, а у меня всего лишь пропали женские дела! Возможно, это по другой причине.
Кэт вздохнула:
– Как бы я хотела, чтобы это оказалось так…
А Елизавета вернулась к придворной жизни, она лихо выплясывала по вечерам, ела за двоих, много смеялась и кокетничала. Никому не могло прийти в голову, что принцесса носит под сердцем ребенка. Даже ей самой уже казалось, что все так и есть. Но вдруг…
Она испуганно замерла, от ужаса кровь отхлынула от лица, вызвав головокружение. Даже не заметив, кто из кавалеров, оказавшихся рядом, подхватил ее под руку, Елизавета посиневшими губами попросила:
– Душно… Выведите меня на воздух…
За ней последовала Кэт. Обмахивая Елизавету веером, она шепотом поинтересовалась:
– Что?
– Он… шевелится!
Принцесса чувствовала, как ужас сковывает руки и ноги, сбивает дыхание…
– Леди Елизавета, вам нужно прилечь. Нельзя так много танцевать и прыгать… – довольно громко произнесла Кэт. – Вы совсем недавно были больны, я предупреждала, что вам нужно вылежать, прежде чем снова проводить все вечера за танцами…
Кэтрин нарочито громко выговаривала Елизавете, чтобы все слышали, что принцесса не выздоровела и теперь снова сляжет надолго. Королева внимательно посмотрела на падчерицу:
– Вам плохо?
– Если Ваше Величество позволит, я удалюсь. Кэт права, я не выздоровела окончательно, и теперь мой недуг снова дал о себе знать…
– Чем вы больны?
– Легкое недомогание. Я слишком переохладилась, не помогли даже многочисленные горячие ванны и горячее питье. Кажется, у меня снова жар… Боюсь, как бы Ваше Величество не заболело из-за меня…
Это был прекрасный повод – уберечь беременную королеву от близости с больной. Та быстро согласилась:
– Да, да, конечно. Ступайте к себе и отлежитесь столько, сколько будет нужно!
Удаляясь под пристальными взглядами придворных, Елизавета благодарила господа, что у нее нет никаких рвотных позывов или других неприятностей.
Прошло еще два месяца, живот королевы был уже хорошо заметен из-под ее платьев, а у Елизаветы, напротив, он оказался маленьким и вовсе не торчал вперед, как у Екатерины. Королева отекала, капризничала, тяжело передвигалась и не могла нормально есть. Любые резкие запахи вызывали у нее рвоту, под глазами повисли мешки, а с лица исчезли все собственные краски. Сеймур суетился вокруг, точно клуша над цыпленком. Елизавете было обидно, и она решила, что должна сообщить любовнику о своем собственном состоянии!
