Виктория Холт - Счастье и тайна
— Спасибо, — воскликнула я. — Ах, спасибо вам!..
Собака немного поскулила — я думаю, от удовольствия.
— Прежде всего, надо накормить ее, — сказала я, слезая с лошади. — К счастью, у меня есть пирожок с мясом.
Он кивнул и, взяв у меня из рук поводья, отвел наших лошадей с дороги. Я взяла собаку, и она даже слегка завиляла хвостом. Потом я села на траву и вытащила из кармана пирожок. Я кормила собаку, та с жадностью ела, а молодой человек стоял неподалеку и держал лошадей.
— Бедная собачка, — сказал он. — Видно, нелегко ей пришлось.
— Я даже не знаю, как и благодарить вас. Страшно подумать, что бы случилось, если бы вы не оказались поблизости.
— Больше не будем об этом, теперь она с нами.
Нас сближало то, что ему, как и мне, была небезразлична ее судьба. С той минуты она стала связующим звеном между нами.
— Я возьму ее домой и буду ухаживать за ней, — сказала я. — Как вы думаете, она поправится?
— Уверен в этом. Я вижу, это выносливая дворняжка, а не комнатная собачка, которая проводит дни напролет на дамских бархатных подушечках.
— Мне как раз такие выносливые и нравятся, — ответила я.
— А сейчас ее придется кормить регулярно и почаще.
— Я так и собираюсь поступить. Принесу ее домой и буду отпаивать теплым молоком.
Собака чувствовала, что мы говорим о ней, но псе силы у нее ушли на еду, да и пережитые волнения вызвали утомление — так что теперь она, кажется, задремала. Мне хотелось поскорее попасть домой и позаботиться о ней, но, с другой стороны, я не могла заставить себя взять и распрощаться с молодым человеком. Грустное выражение, похоже, столь привычное для него, исчезло с его лица, когда он торговался из-за собаки и вручал ее мне. Я горела желанием узнать, что же такое могло произойти с тем, у кого, казалось, были все жизненные блага. Что могло вызвать такую печаль? Все это заинтриговало меня. Однако еще у меня появилась забота о собаке, и я разрывалась между двумя желаниями: хотелось остаться и узнать поближе этого человека, и в то же время не терпелось отнести собаку домой и покормить ее как следует. Я, конечно, отдавала себе отчет в том, что не может быть никаких сомнений по поводу того, как надо поступить — ведь собака почти умирала от голода.
— Я должна идти, — сказала я.
Он кивнул.
— Я ее понесу, хорошо? — И, не дожидаясь ответа, он помог мне сесть верхом. Он отдал собаку мне подержать, пока сам садился на лошадь, потом забрал у меня маленькое существо, пристроил ее под мышкой и спросил: — Куда?
Я показала дорогу и мы тронулись. Минут через двадцать мы доехали до Гленгрин, почти не разговаривая по пути. У ворот Глен Хаус мы остановились.
— На самом деле она ваша, — сказала я. — Вы ведь заплатили за нее.
— Тогда я дарю ее вам. — Его глаза улыбнулись мне. — Но мне бы хотелось сохранить на нее права. Я обязательно захочу узнать, выживет ли она. Смогу ли я заехать и спросить?
— Разумеется.
— Может быть, завтра?
— Если пожелаете.
— А кого мне спросить?
— Мисс Кордер… Кэтрин Кордер.
— Благодарю вас, мисс Кордер. Габриел Рокуэлл завтра нанесет вам визит.
Фанни пришла в ужас от того, что в доме будет собака:
— А что, если по всему дому мы теперь будем находить собачью шерсть? Что, если теперь мы будем регулярно находить усы в супе или блох в постели?
Я на это ничего не ответила. Я собственноручно кормила собаку маленькими порциями — хлеб с молоком в течение дня и один раз ночью. Я нашла корзину и взяла ее к себе в спальню. Это была самая счастливая ночь после моего возвращения, и я удивлялась, почему мне никогда не приходило в голову попросить собаку, когда я была маленькой. Возможно, потому что я знала: Фанни ни за что не разрешила бы мне иметь ее. Как бы там ни было — теперь она была у меня.
Она сразу почувствовала во мне друга. Она лежала в корзинке, слишком слабая, чтобы двигаться, но по ее глазам я видела: она понимает, что я делаю для ее блага все. В этих глазах уже читалась любовь, они неотступно следили за каждым моим движением. Я знала, что она будет моим другом до конца жизни. Я задумалась, как назвать ее — должно же быть у нее имя!.. Сколько можно думать о ней, как о собаке, купленной у цыганки. Тогда я вспомнила, что нашла ее в пятницу, и подумала: назову ее Фрайди[1]. С этого момента у нее появилось имя.
К утру ей стало лучше. Я ждала приезда Габриела. Волнения по поводу собаки теперь улеглись, и мои мысли обратились к человеку, с которым мы пережили последние события. Я была немного разочарована, так как утром он не приехал. Я загрустила, боясь, что он к этому времени уже забыл о нас. Мне действительно хотелось поблагодарить его, я была уверена, что Фрайди обязана своей жизнью его своевременному появлению.
Он приехал во второй половине дня. Было три часа, я была с собакой в своей комнате, когда услышала внизу стук копыт. Фрайди навострила ушки и завиляла хвостом, будто почувствовала, что еще один человек, которому она навсегда теперь предана, где-то рядом.
Я выглянула из окна, тут же немного отступив назад, чтобы он не увидел меня, если ему вздумается случайно посмотреть наверх. Он был, несомненно, красив, но какой-то утонченной красотой, не характерной для йоркширских мужчин. Я заметила это еще вчера, но подумала, не почудилось ли мне это только потому, что он представлял собой такой разительный контраст с предыдущей хозяйкой Фрайди.
Я поспешила вниз: мне не хотелось, чтобы его приняли неучтиво.
На мне было нарядное темно-синее бархатное платье — мое лучшее: ведь я ждала его прихода, а косы я уложила венком вокруг головы.
Я вышла на дорожку перед домом как раз, когда он появился. Он сорвал с головы шляпу таким жестом, который Фанни назвала бы «легкомысленным», хотя мне он показался верхом изящества и учтивости.
— Вы приехали все-таки! — сказала я. — Фрайди поправится. Я назвала собаку в честь дня, когда мы нашли ее.
Он спешился, и в это время появилась Мэри. Я приказала позвать одного из помощников конюха, чтобы лошадь отвели на конюшню, напоили и накормили там.
— Входите, — сказала я, и, когда Габриел вошел в холл, дом показался светлее из-за его присутствия.
— Позвольте мне проводить вас в гостиную, — сказала я, — а я попрошу подать чай.
Он шел следом за мной по лестнице, а я рассказывала в это время, как у меня обстоят дела с Фрайди.
— Я ее принесу показать, и вы увидите, насколько ей стало лучше.
В гостиной я отодвинула шторы и подняла жалюзи. Теперь все выглядело более жизнерадостным, или это было из-за Габриела? Когда он опустился в кресло и улыбнулся мне, я поняла, что в синем бархатном платье и с аккуратно заплетенными волосами я выгодно отличалась от девушки в «амазонке».
