Сара Брофи - Жена в награду
Она не встречалась с ним глазами.
Он готов был взвыть на луну. Ему хотелось целовать ее до потери сознания. Раньше он такого не испытывал. На долю секунды он прижал ее к себе, потом отпустил и отошел на шаг, решительно опустив руки по бокам.
Все закончилось резко, холодно и бесповоротно. Секунду она не понимала, где находится. Ей казалось, что она парит над землей, старательно выстроенная действительность рассыпалась под жаром его объятия. И вдруг все оборвалось. Без него она как будто перестала существовать.
Имоджин быстро пришла в себя. Нельзя стоять перед этим человеком, как влюбленная дурочка. Нельзя показывать ему свою слабость. Но к сожалению, от слабости ее не держали ноги.
– Пожалуйста, вы не могли бы отвести меня к креслу? – Голос дрогнул, но она решительно отнесла это на счет столкновения со стулом.
– Простите? – спросил Роберт, придя в замешательство от ее явной холодности перед лицом его сжигающей страсти.
Имоджин почувствовала, что побледнела. Это был предел унижения.
– Не беспокойтесь, – выпалила она. – Сама найду. – Она вытянула руки, отыскивая знакомые предметы, и чуть не вскрикнула от облегчения, задев спинку стула.
Ощупав все еще теплую обивку, Имоджин стала искать следующее кресло. Она еле сдерживалась, чтобы не топнуть ногой. Он передвинул кресло, именно это вызвало хаос! У нее было две возможности, обе равно непривлекательные: или стоять, пока этот противный человек не уйдет, или ощупью пробираться на свое место.
Роберт ошеломленно смотрел, начиная понимать.
– Вы не видите? – потрясение пробормотал он.
Она сняла руку со спинки кресла и выпрямилась. Его простые слова выдали всю боль от столкновения с реальностью.
Роберт лишился дара речи. Он думал об уродстве, приготовился к нему, но… Совершенная красавица, которая не может даже увидеть себя в зеркале?
Его молчание начинало действовать ей на нервы.
– Скажите же что-нибудь, – сквозь зубы процедила она.
– Миледи, я не знаю, что сказать.
Она раздраженно фыркнула и вскинула руки.
– Ради всего святого, вы не можете быть так уж потрясены. Вы же не думали, что меня прозвали леди Калека ни за что? Вы сознательно шли на покупку порченого товара.
– Я просил вас не употреблять это оскорбление.
Она на секунду застыла с открытым ртом.
– Это почему же? Под этим именем я известна по всей стране. Не понимаю, почему одна я должна прекратить им пользоваться.
– Мне нет дела до остальных людей на этом свете, но в том его уголке, где я живу, я рассчитываю никогда его больше не слышать. Я понятно выражаюсь?
– Нет. Это чепуха. И я не желаю, чтобы мне диктовали.
– Я ваш муж, и мое слово для вас – закон.
– Вы пока мне не муж, – злобно прошипела она.
– Почему все напоминают мне об этом мелком, несущественном факте? – загадочно произнес он.
– Потому что это так.
– Ну, не надолго. Я сегодня же пошлю за священником, и завтра с восходом солнца он нас обвенчает.
– Вы все еще намерены жениться? – чуть слышно спросила она, не уверенная, какой ответ страшит ее больше. В душе царило смятение, но в одном она была уверена: она обрадовалась, что Роберт не сбежал после того, как узнал ее главный, трагический секрет.
Он слегка улыбнулся и подошел ближе, одной рукой взял обе ее тонкие ручки.
– Я поклялся в этом своей честью. Отныне вы – моя честь.
Она нахмурилась.
– Не понимаю.
– Вам и не надо понимать. Примите это как факт.
Он поднес ее руку к губам; она почувствовала те плоту дыхания, влажность губ и с нарастающим изумлением поняла, что не чувствует отвращения. Она смущена, возбуждена, испугана, но отвращения нет. Ошеломленная, она попыталась осознать эту мысль.
– До завтра, миледи, – сказал Роберт таким важным голосом, что она затрепетала.
В комнате сразу стало пусто. Никогда раньше в ней не было так пусто.
Имоджин поднесла к губам тыльную сторону руки и прикоснулась к следу его первого поцелуя.
– Дорогой братец, что ты сейчас поделываешь? – прошептала она.
Ночь перед свадьбой Имоджин провела без сна. Мэри разобрала кровать и ушла, Имоджин села у огня и стала ждать.
Она ждала ужасов.
Ужасы давно были ее старыми друзьями. Еще с тех пор, когда она была зрячая. Она боялась темноты.
Напрасно родители уверяли ее, что в темноте нет ничего страшного. Каждую ночь она съеживалась в комок, дожидаясь, когда заснет от изнеможения и наконец-то успокоится.
Потом наступил тот день, после которого темнота стала непрерывной. Страхи преследовали ее днем и ночью. Поначалу она не справлялась с ними, но со временем научилась закрывать разум от порожденных им чудовищ.
Но страхи разрастались при воспоминании о боли и о том, что причинило ей эту боль.
Она сидела и ждала, когда придут воспоминания. Скорчившись на коврике перед огнем, она вдыхала запах дыма, но в мыслях была далеко отсюда.
Вот ей снова шестнадцать лет. Кажется, что вокруг вечное солнце и смех. Даже страх не такой холодный и разрушительный, он приходит только ночью. Она еще слишком молода, чтобы видеть ненависть в глазах Роджера, понимать его порочную душу. Она плясала вокруг угрюмого братца и не замечала угрозу молчаливого хищника, подстерегающего ее солнечную юность.
В тот день она его не видела. Они прожили несколько недель в своем корнуоллском имении, и она совсем не замечала напряженного вида Роджера. Все складывалось так чудесно, что ей не было дела до его плохого Настроения и его странных, жестких, наблюдающих за ней глаз.
Она побежала по лестнице, ведущей на верх башни, чтобы лучше разглядеть орлов.
Он поймал ее в верхней комнате, прижал к стене и начал душить.
Сначала она была так ошеломлена, что не сопротивлялась, но потом пустила в ход руки, ногти, зубы, чтобы стряхнуть его с себя.
Он отодвинулся, дав ей вздохнуть, и она вцепилась в холодную каменную стену. Пахло кровью, которая стекала по его расцарапанному лицу.
– Это еще не все, дорогая сестра, – прошипел он. – Этому не будет конца.
Она не увидела, как он нанес удар, только услышала тошнотворный хруст сломанной челюсти, каменные ступеньки вздыбились ей навстречу, а потом наступило милосердное забвение.
Она очнулась в темноте; страхом отозвались в душе его пророческие слова: это никогда не кончится.
Даже здесь, за сотни километров от него, к ней подкрадывался его мрачный дух. При каждом визите он повторял свое обещание. Он больше не пытался применить насилие, как тогда в башне. Ему хватало терпения длить и длить пытку в ожидании ее полной покорности.
Но этого не будет, пока они оба живы.
Иногда Имоджин хотелось, чтобы кончилось вообще все. Часто от одной мысли, что придется провести еще день в темноте, ее тошнило так, что она кидалась к ночному горшку. Но сегодня в животе было непривычное спокойствие.
