Филиппа Грегори - Алая королева
Некоторое время мы ждали у дверей большого парадного зала, но вскоре оттуда вышел кто-то из королевских придворных и выкрикнул: «Леди Маргарита Бофор!»; все стали озираться и искать меня глазами. Вот тут-то и наступил самый счастливый для меня момент — было поистине чудесно сознавать, что все смотрят на меня, однако я не забыла должным образом опустить глаза долу и отвергнуть мирское тщеславие. Так, с потупленными очами, моя мать и ввела меня в тронный зал.
Король восседал на высоком троне под государственным флагом; рядом был еще один трон, почти такой же высокий, на нем сидела королева. По-моему, она была очень хорошенькая — светловолосая, темноглазая, с пухлым округлым личиком и красивым прямым носом, — только слишком избалованная. Король с ней рядом, со своими блеклыми, какими-то бесцветными волосами, напоминал бледную тень. Если честно, при первом взгляде на него я не заметила хотя бы проблеска того божественного света, который, с точки зрения многих, от него исходил.[7] Он выглядел как самый обычный человек. И милостиво мне улыбнулся, когда я, едва войдя в зал, склонилась в глубоком реверансе. Королева же, едва скользнув глазами по красным розам у меня на подоле и по маленькой короне на моей голове, удерживавшей легкую вуаль, тут же равнодушно отвернулась, словно решив, что я совершенно не заслуживаю ее внимания. И тогда я рассудила: разве может эта француженка понять, кто я? Хотя вообще-то ей уже должны были разъяснить: если она так и не родит ребеночка, то дому Ланкастеров придется подыскать себе другого наследника, и это, вполне возможно, будет именно мой сын. Если бы она это понимала, то, наверное, проявила бы ко мне куда больший интерес. Но нет, слишком уж она была светской и тщеславной. Эти французы вообще все такие, насколько я успела понять из прочитанных мною романов. Я не сомневалась, что она не заметила бы и того света, который исходил от самой Орлеанской Девственницы! Совершенно не удивительно, что она не проявила ко мне участия.
Рядом с королевой сидела невероятно красивая женщина, таких красавиц я в жизни своей не видела. На ней было голубое платье, расшитое серебряной нитью, из-за чего чудесная ткань переливалась как вода. А порой казалось, что она с ног до головы покрыта сверкающей чешуей, точно рыбка. Заметив, что я не могу оторвать от нее глаз, она ласково мне улыбнулась, и от этой улыбки все ее лицо вспыхнуло теплым светом и стало еще краше, словно солнечный зайчик сверкнул на поверхности воды летним днем.
— Кто это? — спросила я у матери.
Она ущипнула меня за руку, напоминая, что я должна молчать, и тихо ответила:
— Жакетта Риверс,[8] и немедленно перестань на нее пялиться.
Мать еще раз меня ущипнула, заставляя вернуться к действительности. Будто очнувшись от чар, я снова низко склонилась в реверансе и с улыбкой посмотрела на короля, который как раз обратился к моей матери:
— Опекунами твоей дочери я назначаю своих сводных братьев Эдмунда и Джаспера Тюдоров, нежно мною любимых. Впрочем, до брака она может по-прежнему жить с тобой.
Королева слегка повернулась к Жакетте Риверс и что-то тихо промолвила; та слушала ее, чуть наклонившись вперед, словно ива над ручьем; легкая вуаль, спадавшая с ее высокого головного убора, усиливала это впечатление. Мне показалось, что королева отнюдь не в восторге от решения своего супруга, ну а меня и вовсе оно ошеломило. Я все-таки надеялась, что и моего согласия кто-нибудь спросит, и тогда я попыталась бы объяснить, что не хочу никакой новой помолвки, что мне предначертана совсем иная жизнь, святая и благочестивая, но мое мнение не учитывалось. Мать, выслушав короля, просто поклонилась и отступила на шаг назад. Вперед тут же вышел кто-то другой, и я поняла: рассмотрение моего дела закончено. Собственно, король едва успел на меня взглянуть, но так ничего обо мне и не узнал; во всяком случае, теперь он знал обо мне не больше, чем до моего появления в этом зале. Однако преспокойно передал меня новому опекуну, человеку, совершенно мне чужому. Неужели даже король не догадался, что я особенная и что мне свойственна особая святость? Неужели у меня так и не будет возможности поведать ему о том, что и у меня колени святой?
— А можно мне сказать несколько слов? — прошептала я матери.
— Конечно нет, — отрезала она.
Но как же король узнает, кто я, если даже Господь не спешит открывать ему правду?
— И что теперь будет? — не отставала я от матери.
— Теперь мы подождем, пока король не пообщается с прочими подателями петиций, и пойдем обедать, — тихо отозвалась она.
— Нет, я имею в виду, что теперь будет со мной?
Мать посмотрела на меня как на дурочку; ее явно удивило, что я так и не поняла главного.
— Ты снова помолвлена, — пояснила она. — Разве ты сама не слышала? Надо быть более внимательной, Маргарита. Это куда более выигрышная партия: твоим опекуном, а затем и мужем станет Эдмунд Тюдор, сводный брат короля по матери. Эти Тюдоры — сыновья королевы Екатерины Валуа от ее второго брака с Оуэном Тюдором. Их двое, Эдмунд и Джаспер, и обоих король очень любит. Они оба наполовину королевской крови,[9] и оба считаются фаворитами Генриха. Твоим мужем станет старший, Эдмунд.
— А разве он не захочет сначала со мной познакомиться?
— Зачем ему это?
— Ну, вдруг я не понравлюсь ему?
Покачав головой, мать честно сообщила:
— Да им нужна вовсе не ты, а сын и наследник, которого ты выносишь и родишь для них.
— Но ведь мне только девять лет!
— Ничего, он может подождать, пока тебе не исполнится двенадцать.
— И тогда мне придется выйти за него замуж?
— Ну естественно! — бросила мать с раздражением, словно мой вопрос являлся несусветной глупостью.
— А сколько ему самому будет тогда лет?
С минутку подумав, мать заключила:
— Двадцать пять.
— И где же он будет спать? — удивилась я, испуганно захлопав глазами.
Мне казалось, что в нашем доме в Блетсо просто не хватит свободных комнат для такого взрослого молодого мужчины, для его свиты, да еще и для его младшего брата.
— Ох, Маргарита, — рассмеялась мать, — тогда ты будешь жить уже не со мной в Блетсо, а у него в Уэльсе, в замке Ламфи. Вместе с ним и его братом.
Я еще больше испугалась.
— Госпожа матушка, неужели, как только мне исполнится двенадцать, вы отошлете меня из дома? Совсем одну? В далекий Уэльс? Чтобы я поселилась там с двумя взрослыми мужчинами?
Она пожала плечами, словно говоря этим жестом: мне очень жаль, но тут ничего не поделаешь, и ответила:
— Эдмунд Тюдор для тебя — прекрасная партия. Вы оба королевской крови, и если у тебя родится сын, он станет одним из наиболее вероятных претендентов на престол. Ты кузина короля, твой будущий муж — его сводный брат. Так что твои сыновья, сколько бы ты ни родила, навсегда поставят преграду между троном и Ричардом Йорком. Думай в первую очередь об этом, а не о каких-то пустяках!
