Донна Грант - Опасный горец
Вот и все.
И ничего больше.
Глава 2
Лукан стоял, повернувшись к очагу в большом холле. Им не требовалось тепло огня, но Фэллону нравилось напоминание о том, какой была их жизнь до того, как все изменилось.
Оранжево-красное пламя пожирало дерево, как злой дух Куина. Лукан потер ладонью челюсть и вздохнул. У него есть женщина. В замке. Это против всех установленных ими правил, но, да простит ему Бог, он не жалеет об этом. Несмотря на то, кто он есть, что внутри его, он по-прежнему мужчина. Разве не так?
— Лукан, очнись!
Он вздрогнул при звуке голоса Фэллона.
— Я думал, ты отключился.
— Еще нет. — Старший брат всегда был самым серьезным из них, но по крайней мере еще не разучился улыбаться. Когда-то в его зеленых глазах мерцали искры смеха и надежды. Теперь во взгляде не было ничего, кроме пустоты. Как же Лукану хотелось, чтобы Фэллон нашел средство, которое искал, но, обнаружив, что невозможно изменить то, что было с ними сделано, старший брат утратил всякую надежду.
— Расскажи ему, — проскрипел Куин, появившись из кухни.
Лукан вздохнул и повернулся к братьям. Когда-то большой зал замка Маклаудов был полон людей. Канделябры давали яркий свет, а оружие предков и роскошные гобелены украшали стены. Все, что осталось от него теперь, — это грубо сколоченный стол с двумя скамьями и тремя стульями, сбитыми им самим, которые сейчас стояли перед очагом.
Сделав замок своим обиталищем, они с Фэллоном починили крышу, чтобы их не заливал дождь. Но это было еще до того, как старший брат пристрастился к выпивке. Лукан посмотрел на него и в который раз горько пожалел о том, что ничем не может ему помочь. Да и всем им!
Лицо Куина потемнело, кожа сделалась черной, когда дух внутри его стал рваться на свободу.
— Расскажи ему!
— Бога ради, Лукан, не молчи, — устало пробормотал Фэллон и взъерошил рукой свои и без того растрепанные волосы. Раньше они отливали на солнце золотом. Теперь у них был тот же темно-каштановый цвет, что и у их матери, а глаза у старшего брата зеленые, как у отца, но немного темнее.
Лукан выдохнул.
— Я выпустил своего духа.
Если что и могло прояснить сознание Фэллона, так как раз эти слова. Братья уже давно узнали, что злой дух, живущий в них, готов на все, чтобы освободиться, и гнев лишь делает его еще сильнее. Они не в состоянии контролировать себя, когда он выпущен на волю, и именно по этой причине, помимо многих прочих, Фэллон и запил.
Лукан же всегда хотел владеть собой, держать себя в руках. Десятилетиями он учился управлять духом, подчинять его своей воле. Это оказалось значительно труднее, чем он представлял, и много раз средний брат почти сдавался и искал утешения в бутылке, как Фэллон. Только любовь братьев и его собственная потребность все наладить побуждала продолжать. День, когда он узнал, что может управлять собой — и когда выпускает духа, и когда держит в себе, — был воистину счастливым.
Но он не смог рассказать о своем открытии братьям. Фэллон сел и отодвинул в сторону бутылку вина.
— Зачем ты так поступил?
— Девушка разбилась бы насмерть. У меня не было выбора.
Куин двинул кулаком по стене рядом с собой, проломив камни. Когда он вытащил руку, ногти его удлинились в когти. А светло-зеленые глаза почернели от гнева.
— У тебя был выбор. Ты мог дать ей умереть. Нельзя, чтобы кто-то узнал, что мы здесь. Разве не ты твердил мне это день за днем?
— Лукан, — проговорил Фэллон мягко, покачав головой. — Что ты наделал?
— Я все же человек, каким был когда-то, — отозвался тот, защищаясь. — До того, как мы стали… теми, кем являемся сейчас, я не мог никому позволить умереть и сейчас не собираюсь. Мы сидим здесь, в своем осыпающемся нам на голову замке, больше двухсот лет и сражаемся со всеми Воителями, которые осмеливаются приблизиться к нам. Сколько еще, по-вашему, мы сможем обороняться? Нам повезло. Мы сбежали, и с тех пор нам удается скрываться от этого чудовища — Дейрдры.
Плечи Куина поникли, и он вздохнул. Глаза его вновь сделались зелеными, а когти исчезли.
— Как ни противно мне признавать это, но Лукан, пожалуй, прав. Я ни за что не вернусь в ту тюрьму, Фэллон.
— Ни за что. — Старший брат неуверенно поднялся на ноги. Он слегка покачнулся и ухватился за стол для поддержки. — Я говорил вам обоим, что мы не в том положении, чтобы сражаться с ней. В любом случае, уже пытались.
Лукан ненавидел говорить на эту тему. Именно она, Дейрдре, приказала умертвить весь их клан. Именно она призвала их к горе Кэрн-Тул. Именно она, Дейрдре, выпустила на волю живущего в них духа. Дейрдре — женщина с ангельской внешностью и черной душой сатаны.
— Я Воитель, Фэллон. Дейрдре превратила нас в чудовища, и хотя я отказываюсь присоединиться к ней, но и не собираюсь сидеть сложа руки, позволяя злу захватить Шотландию. Ты же знаешь, что мы сильнее, когда все трое сражаемся вместе. Мы могли бы нанести Дейрдре гораздо больший урон, если бы ты поддерживал нас.
Фэллон пожал плечами:
— Нет, брат, не думаю. Наша судьба была решена в ту минуту, когда Дейрдре произнесла то заклинание.
— Значит, ты сдаешься? Вот так просто? — Куин перевел взгляд со старшего брата на среднего. — Когда мы были мальчишками, я всегда ужасно злился, когда ты поучал, что я должен поступать правильно, Фэллон. Сейчас пришло время мне сказать тебе то же самое.
Тот поскреб свой изрядно заросший подбородок.
— Ничего нельзя изменить. Вам обоим не хуже меня известно, что рано или поздно она завладеет нами. Мы просто откладываем неизбежное.
— Я буду бороться до конца. И не вернусь в ту проклятую гору, — твердо сказал Лукан.
Фэллон рубанул рукой воздух:
— Сейчас для тебя куда важнее девчонка в твоей постели.
Образ девушки с откинутой назад головой, с рассыпанными по подушке волосами и извивающимся под ним нагим телом вспыхнул в голове Лукана. Он подавил стон, и переменил позу, дабы облегчить напряжение в паху, которое не отпускало его с тех пор, как увидел ее.
— Как стемнеет, я отнесу ее в деревню, — предложил Куин.
Лукан шагнул вперед. Ярость, быстрая и сильная, вспыхнула внутри его. Он не понимал своей потребности защитить девушку, знал лишь, что должен так поступить. И дело было не только в нестерпимом желании прикоснуться к ней. Она затрагивала не только его тело, но и душу.
— Ты не тронешь ее, — процедил Лукан и почувствовал, как его дух зашевелился. — Я ведь, кажется, ясно выразился?
Глаза Куина снова потемнели. С тех пор как дух был отпущен на свободу, всякий раз, когда он вырывался, они делались почти черными. Младший брат грозно оскалился, показывая клыки, ногти снова вытянулись в когти.
