Мэрилайл Роджерс - Талисман
Когда Хейтон повернулся, указывая им на удобные места, брови Дру поднялись в притворном возмущении. Лиз поймала укоряющее выражение и ответила на него удрученной гримасой. Этого Лиз определенно не ожидала. Находясь одни с джентльменом в его доме, каковы бы ни были их цели и намерения, они не могли, разыгрывая болезнь, рисковать нарушить минимальные нормы приличия. Нет, от их плана надо отказаться и все усилия сосредоточить на том, как уйти незамеченными. Лиз понимала, что если посещение дома отсутствующего джентльмена еще могли извинить, хотя леди никогда не должна посещать жилище холостяка, этого – если это станет известно – общество вообще и Грэй, в частности, никогда ей не простят. Поэтому это не должно стать известно!
Лоренс перевел взгляд с леди Друсиллы, присевшей на краешек дивана, на служанку, напряженно выпрямившуюся на стуле с высокой спинкой, и потом на все еще стоящую Лиз.
– Лиззи, пожалуйста, посидите, пока я устрою, чтобы моя карета благополучно доставила вас обратно в Брандт Хаус.
Пока граф отдавал распоряжения своему дворецкому, Лиз села на изящный, с полужестким сиденьем, стул, на который ей было указано, и постаралась успокоить свои смешавшиеся реакции – не меньшей из которых было ощущение спада напряжения. Она уверяла себя, что это нормальная реакция на то, что ее операция по поиску доказательств была аккуратно отбита присутствием графа и его благородным жестом. В следующее мгновение она осознала, что этот «благородный» жест грозит углубить разрыв между ней и Грэем. Если бы Грэй увидел или даже услышал, что она вернулась домой в карете с гербом Хейтона, Лиз опасалась, что он счел бы это ответом на вчерашнее требование сказать, где она была ночью, когда он, вернувшись домой, застал ее в людской. Эта мысль добавила уныния к ее горю из-за отношений Грэя с другой женщиной.
Тем не менее когда их хозяин снова повернулся к Лиз, она ослепительно улыбнулась ему:
– Я рада, что вы здесь, Лоренс. Когда наша карета создала нам осложнения и я поняла, что ваш дом так близко, я все же не решалась идти сюда искать помощи, думая, что вы в охотничьем домике.
Лоренс ответил на улыбку Лиз своей – такой же ослепительной и фальшивой. Кажется, она не забыла предлог, которым он объяснил свое длительное отсутствие в городе в разгар сезона. Он считал, что она слишком расстроена, чтобы помнить. То, что она помнила, увеличило его любопытство и возбудило новые подозрения.
– Я скоро уеду в домик, но меня задерживают некоторые дела. – Его чересчур располагающая улыбка скользнула со старательно невыразительного лица Лиз на вежливо-светское лицо Дру. – Последние колебания на бирже обеспокоили моего доверенного, и он попросил меня отложить поездку. – Он пожал плечами, еще проникновеннее улыбнулся и добавил: – Потом, принц тоже просил моего совета – по поводу нового жеребца, которого хочет приобрести для своих конюшен. А вы знаете, никто из нас не может оставить королевский призыв без внимания.
Лиз внимательно слушала. Он казался странно смущенным… Смущен из-за неожиданного визита дам? Возможно. Возможно… Смущение графа пробудило ее охотничьи инстинкты, инстинкты, которым помешало его присутствие.
Странно, подумала Лиз, если бы не было бесконечно более притягательного и сильного Грэя, этот бледный, стройный мужчина мог бы показаться ей привлекательным. Сейчас, зная то, что она знала, трудно было вообразить, чтобы это явно попустительствующее преступникам и слишком льстивое существо могло обладать достаточной властью, чтобы быть источником смертельной угрозы. Все-таки она была уверена, что это – очевидный факт.
Дворецкий снова появился в дверях замечательно быстро. По лицу Лоренса пробежало странное облегчение, когда он пригласил своих гостей к выходу.
– Ваша светлость, леди Друсилла, – он изобразил чрезмерную галантность, – карета ждет только вашего восхитительного присутствия.
Итак, еще одна смелая авантюра Лиз с треском провалилась. Она проиграла эту битву, но не войну, и при опасности, грозившей ее любимому, она не собиралась ни отступать, ни сдаваться.
Глава 16
Грэй шагал из конца в конец большой гостиной, расстраиваясь все больше. Толстый ковер не мог заглушить звука его тяжелых шагов, и слуги, вынужденные проходить мимо двери, слушали их с нарастающим беспокойством. Даже мистер Эллисон, казалось, старался не приближаться к двери без особой необходимости и воздерживался от неодобрительных взглядов в сторону тех, кому по долгу службы приходилось проходить по вестибюлю, хотя они и делали это бесшумно, на цыпочках.
Один из них доставил сообщение, которое привело к усилению гнева и без того уже мрачного герцога. Хотя герцог не сказал в ответ ни слова, никто из них прежде не видел его в таком ужасном настроении.
В то время как за стенами гостиной одни слуги обменивались тревожными взглядами, а другие за обитой зеленым сукном дверью их собственного мира перешептывались о странных делах, предмет их догадок, человек, славившийся необыкновенным самообладанием, кипел.
Впервые с тех пор, как он занял свое место в палате лордов, Грэй ушел из парламента во время важных дебатов по острому вопросу. Совесть терзала его из-за несправедливо резкого выпада в ответ на понятное огорчение его жены. Он должен был доверять гордой женщине, которая при всей своей непредсказуемости не давала ему повода для подозрений в неверности. С тяжелым чувством вины, он оставил свои обязанности и вернулся в Брандт Хаус с намерением исправить свою несправедливость по отношению к Лилибет. Невзирая на мучительные воспоминания, вызванные этим обстоятельством, он пришел домой, собираясь дать ей простой ответ, которого она требовала.
Да, он пренебрег долгом, чтобы вернуться, – и не обнаружил ее. В ее светском календаре ничего не было. Грэй знал это, потому что нашел его на ее изящном секретере, открытым на текущей дате. У него не оставалось иной возможности, кроме как унизиться до того, чтобы обратиться к сестре с вопросом о местонахождении своей жены, что только увеличило его негодование по поводу сложившейся ситуации. Сжав зубы, он выдержал неодобрительный комментарий Юфимии относительно его раннего возвращения из парламента с тем, чтобы услышать ее объяснение, что Элизабет предложила Дру покататься в парке. Это на некоторое время успокоило его. Но с каждой проходившей минутой к нарастающему раздражению примешивался страх, что его враги могли перенести свои злые намерения на Лилибет. Он должен был догадаться, как, вероятно, сделали они, что такая тактика гораздо вернее поможет им добиться цели, чем любые угрозы против него.
