Труда Тейлор - Аристократ и куртизанка
Подняв голову над водой, он поискал глазами ялик. Кажется, вон там, сзади, но вода захлестывала лицо, ослепляла и лишала уверенности. Возобновив усилия, Люк снова поплыл. Берег приближался. Впереди можно было разглядеть нависшее над рекой дерево, чьи ветви касались воды. Люк понял, что если доплывет, то сможет за него ухватиться, и их не унесет в море.
Из последних сил он рванулся вперед, и течение бросило их прямо на дерево. Острые сучки оцарапали ему лицо и вырвали клочья одежды. Свободной рукой Люк вцепился в мокрую ветку. Теперь ему приходилось бороться с течением, которое стремилось унести их, швыряя, как прутики на мельничных жерновах.
— Люк! — в ужасе крикнула Мадлен, и ее оторвало от него.
В последний момент он схватил ее за мокрую, скользящую под пальцами руку и судорожно вцепился в запястье. Скрежеща зубами, Люк висел в мощном потоке, разрывавшем его надвое. Рана в плече горела, будто в ней поворачивали раскаленный железный прут. Этой, больной, рукой он и держал жену. Но он не разожмет пальцы! Не разожмет, пока не подойдет ялик и их не спасут…
Пытаясь забыть о боли и холоде, он думал о Мадлен, о ее мягкой коже и сладких губах, о том, как солнце золотит ее волосы. Он думал о Кершолене и о детях, которые у них родятся, он думал об их любви.
Голова Мадлен ушла под воду, и солоноватая влага обожгла ей легкие. Темнота, залившая мозг, была кромешнее ночи и чернильных вод, пытавшихся унести ее. Она не видела, как приблизился ялик и чьи-то руки грубо схватили ее за волосы, поднимая из жадной воды. Ни она, ни Люк не услышали радостного крика Леона.
Пальцы Люка пришлось силой отрывать от ветки, чтобы втащить его и Мадлен в ялик, но и тогда он продолжал мертвой хваткой держать запястье жены.
— Теперь можешь отпустить ее, друг, — сказал один из шуанов, но Люк не слышал.
Осторожно, как могли, мужчины по одному разгибали его пальцы, чтобы освободить руку Мадлен. Шуан укрыл женщину своей курткой.
Вскоре Мадлен начала кашлять, потом ее вырвало водой, в глазах прояснилось, и она рванулась к Люку, обхватила его руками и зарыдала у мужа на груди.
— Все хорошо, — прохрипел он, с трудом приходя в сознание. — Не… плачь, Мади…
Он осторожно приподнялся и прислонился к планширу, посадив на колени Мадлен. Ему было очень холодно, а от нее исходило тепло. Утлое суденышко опасно зачерпнуло воду, пока их вытаскивали, и теперь эта вода плескалась у него в ногах.
— Господи, Люк, твое плечо! — вдруг вскрикнула Мадлен, вспомнив, как он держал ее, но Люк остановил руку жены, потянувшуюся к пуговицам куртки.
— Оставь, — прохрипел он. — Выживу, не бойся.
Плечо разрывало невыносимой болью, но он не хотел, чтобы она знала об этом. Рана открылась еще во время боя в форте, а река не помогла исцелению. Грудь болела от попавшей в легкие воды, саднила разодранная деревом шея — и все-таки он улыбался. Мадлен любит его. Любовь привела ее за ним, заставила рисковать жизнью ради его спасения. Его Мадлен… Такая храбрая, такая красивая…
Тьери поднял весла и предоставил течению уносить их подальше от переполоха на кораблях. Выстрел сержанта вызвал тревогу на втором судне, и оттуда послышалась пальба и отчаянная брань.
Должно быть, Люк на миг потерял сознание, потому что когда очнулся, то увидел, что Мадлен трясет его за руку. Оглядевшись, он смутно отметил, что воды в ялике стало больше.
— Это Ролан! — услышал Люк голос Тьери. — И как раз вовремя! Через десять минут мы бы пошли ко дну…
Крайне осторожно Люк приподнялся. Неподалеку от них виднелся темный силуэт рыбачьей лодки. Она плыла к ним. Плавными взмахами весел Тьери направил перегруженный ялик ей навстречу. Сидевший на носу Люк поймал брошенную Роланом веревку и подтянул ялик к корме лодки рыбака. Спасительный борт был так высоко, что Люку понадобилась помощь Ролана и его напарника, чтобы вскарабкаться туда. От этого усилия боль в плече стала еще невыносимее, и какое-то время Люк мог только лежать, привалившись к планширу.
— Я подошел бы раньше, — объяснял забравшемуся в лодку Тьери старый рыбак, — но республиканцы решили нас обыскать. Я уж боялся, что пропущу из-за них прилив. Теперь надо торопиться, чтобы не сесть на мель.
Пока остальные помогали Ролану поднять парус, Мадлен отвела Люка в маленькую рубку. Здесь, среди свернутых сетей и прочего хлама, она сбросила верхнюю одежду и повернулась, чтобы помочь Люку снять куртку и рубаху. Он очень бережно обращался с левой рукой, и Мадлен поняла, что рана болит. Убедив его сесть на скамью, она стала снимать намокшие от воды и крови бинты. Ее волосы свисали мокрыми космами, гладкий лоб бороздили морщины, но Люку казалось, что его жена никогда еще не была такой прекрасной.
— Рана сильно кровоточила, — испуганно сказала Мадлен. — Очень болит?
Он нетерпеливо помотал головой, схватил жену в охапку и крепко поцеловал.
— Я столько этого ждал! — сказал он, наконец, отпуская ее. — Как жаль, что у нас тут нет кровати!..
— Тебе нужна кровать, но совсем не для этого, — нежно пожурила она, снимая последние слои бинта и осматривая плечо. Рана открылась, но, промытая соленой водой, выглядела далеко не так плохо, как ожидала Мадлен.
Люк привалился спиной к переборке и нахмурился.
— Я делаю тебе больно? — спросила жена.
Он покачал головой и даже не поморщился, когда Мадлен наложила на рану клочок парусины, который ей дал Ролан, а потом стала забинтовывать ее лоскутами старой одежды.
— Не слишком хорошо, — сказала она, — но это лучшее, что я могу сделать.
— Все прекрасно, — коротко отозвался Люк. Потом выругался: — Мадлен, чертовка, ты могла бы сказать это! — Встретив ее вопросительный взгляд, он нахмурился еще сильнее. — Я же знаю, что ты любишь меня, но ты могла бы и сказать это. — И добавил мягче: — Мне тоже нужны эти слова…
Она хотела их ему сказать! Но тревога за него заставила Мадлен забыть о своем намерении. Она нежно убрала волосы с его лба, улыбнулась и серьезно произнесла:
— Я люблю тебя. Уже давно. Наверное, это началось во время путешествия из Парижа…
— О Боже! — выдохнул он. — Так давно? Она кивнула.
— Только поэтому я и пошла за тебя, хоть и знала, что ты меня не любишь.
— Я любил, но просто не понимал этого. — Люк обнял жену и, нежно покачивая, продолжил: — Зато теперь-то я точно знаю, что любил тебя с первой встречи.
— Это была страсть, Люк! — Покоясь в его надежных объятиях, она могла и поддразнить мужа.
Он пожал плечами.
— Я до сих пор не понимаю, где кончается одно и начинается другое… но я любил тебя в нашу брачную ночь. Иначе почему бы я тогда взбесился? Мне больно было слышать твои обвинения, Мади. Я не мог вынести того, что ты так плохо думаешь обо мне. А главное, я был убежден, что ты вышла замуж только ради моего титула. Ты должна признать, что не проявляла большой любви в нашу брачную ночь, разве не так? — И прежде чем она успела извиниться и поведать о своих тогдашних страхах, Люк продолжил: — Я должен был рассказать тебе о наследстве. Я должен был рассказать тебе очень многое. В Англии у меня ничего не было с Эдит.