Мэй Макголдрик - Обретенная мечта
– Сержусь?.. – отозвался он, разочарованный тем, что Порция исчезла. – Да нет, мэм, я вовсе не сержусь.
Последние три дня Пирс надеялся, что Порция, увидев его рядом с матерью, подойдет и заговорит с ним. Но она, похоже, была не менее упряма, чем он сам.
– По-моему, вы не совсем искренни, – сказала Елена.
– Почему вы так думаете? – Пирс взглянул на женщину. Елена оказалась совсем не такой, какой он ожидал увидеть дочь адмирала Миддлтона.
– Порция рассказала мне, на что ей пришлось пойти ради того, чтобы вызволить меня из отцовского дома. Она призналась, что поступила с вами не очень хорошо. – Елена остановилась и, отпустив руку Пирса, повернулась к нему лицом. – Ну зачем вы мучаете друг друга?
Пирс помолчал, стараясь найти подходящие слова для ответа. Ведь Елена только сейчас, через двадцать четыре года, обрела наконец дочь, и ей, конечно же, будет неприятно, если он начнет перечислять недостатки Порции.
– На мой взгляд, – продолжала между тем Елена, – вам не хочется, чтобы Порция окончательно ушла из вашей жизни. В противном случае вы вряд ли были бы столь любезны и обходительны с ее матерью.
Пирс молча покачал головой.
– Скажите мне правду, сэр. Могу вас заверить – ничто из того, что вы расскажете о Порции, не удивит и не разочарует меня.
– Вы, мисс Миддлтон, знакомы с ней меньше месяца, и вам она, несомненно, кажется безупречной. Не знаю, что Порция рассказывала, но уверен, вы воспринимали бы ее несколько иначе, если бы представляли, каким опасностям она себя подвергала в стремлении освободить вас.
– Хотите сказать, что она склонна рисковать ради достижения поставленной цели? Но будь она мужчиной, подобное качество считалось бы достоинством. Как там в поговорке?.. «Фортуна благосклонна к храбрецам». Вы критически относитесь к ее склонности рисковать только потому, что она женщина?
– И да и нет, – ответил Пирс. – Да, поскольку последствия ее действий могли оказаться весьма серьезными именно потому, что она женщина. А нет, поскольку подобные поступки я считаю неприемлемыми для мужчины. Порция выходит за рамки разумного… Бывает упрямой и безрассудной.
– Допустим, вы правы в своих суждениях, и все же это не причина сердиться на нее. С нами ничего плохого не случилось, да и у вас не возникло никаких проблем.
Пирс промолчал.
– Какие у вас еще претензии к Порции? – не унималась Елена.
Подумав, Пирс решил быть с ней полностью откровенным.
– По-моему, целеустремленность Порции граничит с эгоизмом, – начал он. – Уж если она настроилась на что-то, весь остальной мир перестает для нее существовать. Она не задумывается о том, что у других из-за нее могут возникнуть неприятности.
– Но разве ею движет собственная выгода? – перебила его Елена. – Честолюбие или корысть? Так ли уж она эгоистична?
– Нет, конечно, – проговорил Пирс, подумав о том, что Порция стремилась помочь матери, в то время как Эмма действовала лишь в своих собственных интересах.
– Пожалуйста, поймите меня правильно, – уже мягче продолжила Елена, вновь беря Пирса под руку. – Я вовсе не оправдываю дочь, просто пытаюсь объяснить ее поступки. Вам, разумеется, трудно принять то, что она делает. Но постарайтесь поставить себя на ее место.
– Я не вполне вас понимаю, мисс Миддлтон. Вы ведь только недавно узнали Порцию.
– Не совсем так, – покачала головой Елена. – Импульсивность, любовь к риску, нежелание признавать ограничения, которые мешают во всей полноте наслаждаться жизнью, – все это присуще ей от рождения. Она пошла в отца. Уверена, он и сейчас такой.
Пирс с любопытством смотрел на Елену:
– Хотите сказать, что отец Порции жив?
Приблизившись к бортовому ограждению, Елена подставила лицо солнечным лучам. Пряди золотистых волос, выбившиеся из ее длинной косы, весело заплясали на ветру. Выражение лица у нее стало мечтательным. Пирс хранил молчание, не мешая ей предаваться воспоминаниям. Лишь через несколько минут, показавшихся ему вечностью, Елена вновь повернулась к нему.
– Не сомневаюсь в том, что он жив. Я, конечно, была изолирована многие годы, но если бы он умер, столь важное событие так или иначе достигло бы моих ушей.
Пирс задумался, пытаясь определить, кто мог быть отцом Порции. Якобит, и при этом достаточно значимая личность, чтобы весть о его кончине докатилась до колоний… Вариантов было не так уж много.
– Порции вы об этом рассказали?
– Пока нет.
Подойдя к борту, Пирс встал рядом с Еленой.
– Почему же вы сообщаете мне это прежде, чем собственной дочери?
Елена подняла на него глаза, и ему вдруг показалось, что они все отлично видят.
– Потому что знаю, что между вами было. Знаю, как она страдает. Как любая женщина, на чье сердце наступили каблуком.
Пирс хотел возразить: ведь именно Порция все разрушила! Однако у него тут же возникли сомнения.
– А так ли это? Какая доля вины за то, что произошло, лежит на нем самом? Ведь именно он привез ее в «Черную жемчужину». Именно он отказался помочь, когда она его об этом просила. Не кто иной, как он, проявил инициативу в тот вечер, когда они стали близки.
А после этого оттолкнул ее, причинив себе не меньше боли, чем ей. А может быть, даже больше.
– И все же вы не должны были рассказывать мне то, о чем следует знать Порции.
– Я думаю иначе… Видите ли, отец Порции не какой-нибудь конюх. Если ваше отношение к ней обусловлено именно этим…
– Вовсе нет! – быстро проговорил Пирс.
– Рада это слышать… Поскольку даже не представляю, где находится ее отец в настоящий момент. – Елена отошла от борта, и Пирс последовал за ней.
– Учитывая то, как сильно Порции хотелось вас найти, как важно для нее иметь семью, не кажется ли вам, что она заслуживает того, чтобы знать правду?
– Я ей все расскажу, – тихо произнесла Елена. – Со временем.
Шторм, который предсказывал Томас, разразился вскоре после захода солнца. Несколько часов кряду волны немилосердно швыряли судно из стороны в сторону. За оставшуюся часть ночи небо мало-помалу прояснилось, и к рассвету море снова стало спокойным.
Сделав еще пару стежков, Порция закончила латать рукав позаимствованной у Даниеля робы. Пропитавшаяся смолой и солью, ткань была невероятно жесткой и после стирки не стала намного мягче. Во время примерки у Порции возникло ощущение, будто кожа соприкоснулась с наждаком, но такая одежда была практичной, и это было главное. Матросская роба понадобилась Порции для осуществления одной задумки.
– Доброе утро, – раздался за спиной голос Елены. Быстро убрав рубаху и штаны в угол рядом с сундуком.
Порция повернулась к матери.
– Доброе утро, мама.
