Элизабет Торнтон - Игра или страсть?
У самых ее губ он прошептал:
– Хотел бы я понять, что происходит в твоей голове. Но поскольку я не могу этого понять, то скажу, что происходит в моей. Я не могу думать ни о чем, кроме тебя. Ты не смятение, ты наваждение. Нет, не отворачивайся. Это больше, чем вожделение. Я хочу строить с тобой будущее, хочу иметь с тобой детей. В сравнении с этим всё остальное – прах. – Он сделал прерывистый вдох. – Теперь скажи мне, что ты этого не хочешь.
– Это несправедливо. Я стараюсь не быть эгоисткой.
– А я пытаюсь не выйти из себя.
Она печально усмехнулась. Он вздохнул. Их губы встретились и слились в поцелуе. Ее уступчивость смягчила его неистовость, но это не отвлекло от цели. Она его половинка. Чем скорее она осознает это, тем лучше для обоих.
Брэнд начал медленно раздевать Марион, и вскоре на ее теле не осталось ни малейшего участка, который бы не чувствовал нежную ласку его пальцев, прикосновение губ. Он задержался на розовых вершинках грудей, изгибе бедер, легкой выпуклости живота и мягком бугорке, который охранял сердцевину ее женственности.
– Ты так прекрасно сложена, – прошептал он, – так восхитительно женственна. – Слова становились более пылкими, более откровенными. И она стонала и извивалась под его ласками.
– Брэнд, – мягко проговорила она.
Он услышал в ее голосе неуверенность и желание. Эта неуверенность более, чем что-либо, помогла ему справиться с собой. Он осыпал дождем нежнейших поцелуев ее глаза, щеки, губы.
– Я не буду продолжать, если ты не хочешь, сказал он.
Марион не верила своим ушам. Все ее тело томилось от неутоленного желания. Она безумно хочет его. Неужели он не видит?
Она сделала то, что подсказывал ей женский инстинкт: приподняла голову и поцеловала его со всей любовью и страстью, которые таила в глубине. Она почувствовала гулкий стук его сердца на своей груди. Дыхание перехватило.
В нем было все, что она мечтала найти в мужчине. Таких, как он, больше нет и никогда не будет, по крайней мере для нее.
Он услышал, как она пытается сделать вдох, почувствовал ее страсть.
– Марион, – проговорил он в тихом восторге, – Марион.
Смеясь, он соскочил с кровати и сбросил с себя одежду. Его рот вновь завладел ее губами, призывно, требовательно, а когда она ответила на этот призыв, ему показалось, что сердце разорвется.
– Марион, посмотри на меня, – приказал он. Длинные ресницы затрепетали, и затуманенные любовью глаза встретились с его взглядом.
– Больше никаких сомнений и раздумий, – сказал он. Медленно, давая ей время приспособиться к его телу, он вошел в нее. Когда начал двигаться, она выгнулась под ним. Движения стали безудержными, она покрывала поцелуями его руки, шею, плечи. Горячий поток увлек их к краю. Он почувствовал, как ее тело напряглось, услышал ее безумный вскрик восторга и только тогда позволил собственному освобождению захватить его. Марион спрятала голову у него на плече.
– Я люблю тебя, Брэнд, – пробормотала она.
Свернувшись калачиком, она прильнула к нему – глаза закрыты, дыхание щекочет ему подмышку. Брэнд лежал на спине, сцепив руки за головой.
«Я люблю тебя». Его сознание не могло постичь эти слова.
Когда она пошевелилась и вздохнула, он оперся о локоть и стал изучать ее лицо. Во сне она выглядела не старше Эмили, а он чувствовал себя почти таким, как Эндрю. В восемнадцать лет ему казалось, что он знает все, хотя не знал ничего. Теперь же, став старше и мудрее, Брэнд знал, как многому еще ему нужно учиться.
– Брэнд, что такое?
Их взгляды встретились.
– Вы страстная женщина, леди Марион Дейн, а я очень счастливый мужчина.
Он улыбнулся, заглянув ей в глаза, и убрал пряди белокурых волос, которые в милом беспорядке упали ей налицо.
– Да, но ты не об этом думал.
– Откуда ты знаешь?
– Потому что… ты выглядел печальным, а это не похоже на тебя. Итак?
Он пожал плечами.
– Ты сказала, что любишь меня. Ты это серьезно?
Ее сердце перестало биться. Она могла отшутиться или притвориться, что не помнит своих слов. Но она еще никогда не видела его таким уязвимым. Одному из них придется рискнуть, и на этот раз, похоже, короткая соломинка досталась ей.
– Да.
Он поднес ее руку к губам и сказал как можно беспечнее:
– Еще никто никогда не говорил мне этих слов. Она подавила улыбку.
– Брэнд, любовницам платят не за любовь к их покровителям, а за благосклонность.
Он нахмурился:
– А тебе откуда это известно? Она раздраженно вздохнула:
– Вы с Эмили, похоже, считаете меня тепличным цветком. Это не так. Не нужно со мной носиться. Я не неженка. Мама научила меня жизни, а сплетни в светских гостиных дополнили мое образование.
– Сплетни в светских гостиных! Словно это увлекательное путешествие!
– Можно сказать, что это женский эквивалент путешествия, и когда Эмили станет старше, я тоже расскажу ей все, что нужно знать.
Марион пожалела, что сказала про Эмили, потому что милый, неуверенный взгляд испарился, и Брэнд, прищурившись, вглядывался в нее, словно пытался узнать все тайны.
Видя, что сейчас он начнет допрашивать ее, Марион опередила:
– Я не говорила Эмили, что передумала. Я просто пыталась подготовить ее к возможности нашего отъезда из Лонгбери. Очевидно, у меня это плохо получилось, но меня удивляет Эмили. Ей не следовало говорить тебе об этом.
– Мне сказала не Эмили, а Эндрю, и, – угрюмо добавил он, – похоже, ты действительно раздумываешь.
– Брэнд, – проговорила она, – между нами еще ничего не решено, и ты знаешь это не хуже меня. Что, если тебе не удастся заставить Дэвида Керра молчать? Что, если ты не сможешь доказать, что мои родители поженились до рождения Эмили? Неужели ты не понимаешь, что это может погубить твою политическую карьеру? Неужели не понимаешь, что нам с сестрами лучше жить подальше от общественного внимания?
– До этого не дойдет. Такие дела требуют времени. Епископы занятые люди. Терпение, Марион, рано или поздно мы все узнаем.
– А что, если в этих копиях нет записи о браке моих родителей?
Брэнд отмахнулся от ее опасений:
– Тогда мы расширим масштаб наших поисков, включив в него другие страны. Я по-прежнему верю, что твои родители поженились, как только это стало возможным.
Она раздраженно скривилась:
– Ты всегда такой уверенный! У тебя что, никогда не бывает сомнений?
Он легко поцеловал ее в голое плечо и улыбнулся, когда она вздрогнула.
– Ты сказала, что любишь меня. В этом я не уверен.
Марион готова была обидеться, но что-то в его настороженном выражении изменило направление ее мыслей. Что он хочет услышать?
– Пожалуй, мне не стоило этого говорить, – заметила она, не бросая вызов, но осторожно прощупывая путь. – Если тебя это смущает, я больше не скажу.
