Барбара Картленд - Уроки куртизанки
– Прости меня. – В его голосе теперь были лишь нежность и раскаяние.
Его лицо проплыло перед ее глазами, застланными слезами. Он склонился на колено и прижался губами к подолу ее платья.
– Прости меня, – повторил герцог. – Но я не в силах быть рядом с тобой и сохранять благоразумие. Я так долго хотел тебя, так любил тебя, что тело мое превратилось в одно исступленное желание тебя.
Все еще стоя перед Корнелией на коленях, он протянул к ней руки.
– Скажи, что ты прощаешь меня, – взмолился он. – Я не обижу тебя больше.
Она почти машинально вложила свои руки в его, и он поднес их к губам, осыпая поцелуями с нежностью, которая вызвала у Корнелии желание вновь заплакать. Но теперь это были другие слезы, слезы счастья, оттого что он так нежен с ней.
– Ты должна понять, что я люблю тебя всей душой, – мягко сказал герцог. – И не только потому, что я хочу тебя как женщину – да, я хочу тебя и не могу рассчитывать на самоконтроль, когда ты сводишь меня с ума своей красотой, своими бесподобными волосами. Это невыразимый экстаз, безумие – ощущать твои губы, знать, что ты в моих объятиях. Но я люблю тебя намного больше, чем все это, Дезире.
Я люблю твой ум, те милые глупости, что ты говоришь, твою манеру смотреть на меня из-под ресниц, манеру смеяться, манеру двигаться. Твоя фигура способна соблазнить любого мужчину, если только он не сделан из камня. Я люблю до безумия твою привычку стискивать пальцы, как ребенок, заучивающий свой урок, твою привычку поджимать подбородок, когда ты сердишься, маленькую жилку, что бьется на твоем белом горле, когда ты взволнована. Ты сейчас взволнована, моя дорогая. Это оттого, что я целовал тебя?
Обаяние его было непреодолимым. Корнелия почувствовала, что сердце ее перевернулось, когда он говорил с ней, и ее голос был нетверд, когда она произнесла:
– Вы знаете, что взволновали меня.
– И ты любишь меня?
– Вы знаете… это.
– Скажи мне! Я хочу слышать, как ты говоришь это!
– Я… Я люблю… вас.
– Моя дорогая, моя обожаемая, любимейшая Дезире! И ты больше не боишься меня?
– Н… нет.
– Ты не уверена. Почему? Я испугал тебя.
– Н… нет.
– Но ты боишься?
– Только… немного… потому…
– Скажи мне!
– Потому что… вы заставили меня почувствовать… это так незнакомо мне… дикой и грешной… ох! Как я могу выразить это словами?
– Мое милое сердечко, если бы ты только знала, как я счастлив узнать, что могу заставить тебя чувствовать «дикой и грешной». Это оттого, что я прикасался к тебе? Поэтому? Я никогда не знал, что женская кожа может быть так мягка, как магнолия! Кто-нибудь говорил тебе это раньше?
– Да… однажды.
– Боже мой! Это был мужчина?
– Нет… нет. Женщина… она сказала, что моя кожа на ощупь как магнолия!
– Она была права, но если это мужчина – я мог бы убить его и тебя! Никто, кроме меня, не смеет прикасаться к тебе! Никто! Ты слышишь меня?
– Вы… делаете мне больно!
– Дорогая, я не намеревался быть жестоким – это только потому, что я так люблю тебя, и ты моя – моя!
– Мне нравится… быть вашей… ко вы забываете, как… вы сильны.
– Прости меня, моя любимая, ты такая маленькая, такая слабая, и несмотря на это, держишь всю мою жизнь в своих ручках!
– Только… на эту ночь?
– Навсегда, на вечность. Мы – одно! Мы созданы друг для друга. Ты сомневаешься в этом?
– Нет… нет… я думаю, что мы созданы друг для друга.
– Мой ангел, почему ты прячешь свое лицо?
Посмотри на меня! Дорогая, твои глаза открывают мне удивительные, волшебные тайны! То, что ты любишь меня, что ты желаешь меня, немного!
– Н… нет!
– Да! Да! Я заставил тебя ощутить себя дикой и грешной, моя Дезире?
– Да… ох… да!
Его губы впились в ее, когда Корнелия откинула голову.
– Возможно, это дурно, – вскричала она. – Это дурно, что мы любим друг друга?
Секунду герцог молчал. Прежде чем он выпустил ее из объятий, она заметила, что в его глазах промелькнула боль.
– Я клянусь перед богом, – глубоким голосом сказал герцог, – что не верю в то, что нечто столь прекрасное могло бы быть грешно. Есть люди, которые могли бы так подумать, но клянусь тебе, Дезире, что я не думаю, что морально мы кого-то задеваем нашей любовью. Смотря как судить об этом, официально – возможно, это и так, но морально – я свободен. Свободен, чтобы сказать тебе, что я люблю тебя.
Его голос зазвенел, когда он произнес эти слова. Он встал и сверху глядел на Корнелию. Она откинула голову назад, смотря вверх, и волосы окутали ее. Плечи девушки казались очень белыми по контрасту с чернотой волос и ярким пламенеющим платьем.
– Мы слишком далеко зашли, чтобы возвращаться назад, – хрипловатым голосом сказал герцог. – Я люблю тебя, и ты в глубине своего сердца знаешь, что тоже любишь меня. Что бы ни было в прошлом, мы предназначены друг другу, ты и я. Я знал с самого первого мгновения, как увидел тебя, что именно тебя я искал всю свою жизнь.
И теперь мои поиски окончены.
Герцог сделал паузу на мгновение.
– Но, если ты все еще боишься, если я ошибся и твоя любовь не так велика, как моя, тогда я не могу сносить это более. Я уйду, покину тебя. Но уверен, что мы оба будем сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь.
– Вы собираетесь уйти? – еле слышным шепотом спросила Корнелия.
– Если ты отсылаешь меня, – ответил он. – Но если твоя любовь достаточно сильна, то ты попросишь меня остаться.
Герцог отступил от нее, говоря это, и Корнелия поднялась на ноги.
– Я предоставляю тебе право выбора, моя дорогая, – продолжал он. – Ты видишь, я не удерживаю тебя в своих объятиях, чтобы повлиять на тебя и заставить твое сердце биться быстрее.
Я не дотрагиваюсь губами до маленькой жилки, что бьется на твоей шее сейчас. Но ты должна выбрать. Мне остаться или уйти?
Корнелия сделала попытку произнести что-то, но в горле стоял комок, в то время как сердце колотилось так, будто готово было выпрыгнуть из груди. Хотя она не была уверена, что это бьется – сердце или музыка, которая пульсировала в голове, внутри ее, вокруг, поднимаясь в небо и утягивая ее за собой так, что земля уходила из-под ног.
– Я говорил тебе так часто, что я люблю тебя, – сказал герцог, – люблю всем сердцем, всей душой, но этого оказалось мало. Я обожаю тебя и телом, которое требует тебя, Дезире, как женщину. Мою женщину, если ты велишь мне остаться.
Корнелия все еще не могла произнести ни звука, слова умерли в ее горле, хотя теперь в них не было нужды. Глаза ее сияли как звезды, упавшие с небес, когда она раскрыла свои объятия – широко, так, чтобы он смог понять.
Глава 13
Музыка нежно лилась, так, что казалась не более заметна, чем плеск волн или ветерок, играющий в листве. Огоньки чуть мерцали, прячась среди цветов. Всю ночь лепестки сыпались с потолка, пока Корнелия не оказалась полностью укрыта ими.
