Лаура Гурк - И он ее поцеловал
Она смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова никто и никогда не рассказывал ей об отношениях мужчины и женщины, но теперь она знала причину людской сдержанности. Разве такое объяснишь? Никакими словами не описать то, что проделал сейчас с ней Гарри. Не выразить сладость, нараставшую слой за слоем, взлетавшую все выше и выше, а потом взрыв чистого удовольствия – и горячий, дикий голод утолен.
Но это, видимо, еще не все, потому что Гарри продолжал пожирать ее жарким взором, пригвождающим к кровати. Он расстегнул брюки, и Эмма в изумлении уставилась на него.
– Боже правый, – выдохнула она, начиная понимать, что случится дальше. Ее охватила паника. – Гарри?
Он отбросил брюки в сторону, матрац прогнулся, принимая его. Гарри открыл конвертик, который чуть раньше положил на подушку, вынул что-то из него, и его тело накрыло Эмму. Она почувствовала твердость того, что увидела минуту назад, ощутила, как оно пытается проникнуть меж ее бедер, и проглотила очередной приступ паники.
– Гарри? – выдохнула она снова, остро нуждаясь в поддержке.
Он поднялся на одной руке, нависнув над ней. Локон волос упал на лоб, губы сжаты. Он был похож на темного ангела. Не слишком обнадеживающая поддержка.
Он дотронулся, всего лишь невесомое прикосновение до самого интимного местечка, и лег на нее.
– Эмма, послушай меня.
Голос его звучал как-то странно, хрипло и натянуто, дышал он тяжело, и она запаниковала еще сильнее. Но потом свободная рука погладила ее щеку, и ужас отступил. Она повернула голову и поцеловала его в ладонь.
– Будет больно, Эмма. – Пока он говорил, его бедра начади медленно двигаться, дыхание участилось. – Этого не избежать.
Она почувствовала, как твердая часть трется о местечко, которое он целовал, и от этой новой, неизведанной ласки по телу разлилось удовольствие. Она выгнулась ему навстречу, как и прежде, и наслаждение стало жарче, сильнее. Она застонала.
– Я не могу больше ждать, Эмма, – прохрипел он. – Не могу больше сдерживаться. Просто не могу.
Он поднялся на локтях, уткнулся лицом в ее шейку и прильнул бедрами к ее бедрам. Твердая штука прижалась к ней. Вошла в нее.
Эмма начала извиваться под ним, ей не слишком это понравилось. Он издал утробный стон и поцеловал ее в губы. Поцеловал и без предупреждения резким толчком протиснул огромную твердую штуковину в ее тело.
Несмотря на все предупреждения, Эмма задохнулась от неожиданности и боли, тонко вскрикнула, обхватив его руками, внутри все замерло от этого мгновения насилия.
И вот он уже целует ее – волосы, шею, щеку, губы. Дыхание теплое, нежное.
– Эмма, Эмма, теперь все будет хорошо, – сказал он, выгибаясь ей навстречу. – Я обещаю.
Боль уже отступила.
– Все в порядке, Гарри, – прошептала она, пошевелившись под ним и стараясь привыкнуть к странному ощущению.
Он набирал темп, движения становились все более сильными, настойчивыми. Казалось, он ушел в себя, забыл про нее, глаза закрыты, губы распахнуты. Эмма посмотрела ему в лицо и улыбнулась, она явно доставляла ему такое же наслаждение, как и он ей. Она приподнялась, и он застонал, руки скользнули под нее, словно хотели прижать ее еще ближе, и она улыбнулась. На смену боли пришел небольшой дискомфорт где-то внутри, но самое страшное было уже позади. Она снова стала двигаться, подстраиваясь под его ритм, как будто в танце.
Он дышал тяжело и прерывисто, вжимая ее в матрац, и Эмма вновь ощутила это удивительное нарастающее удовольствие, которое он подарил ей чуть раньше, горячее, сильное.
И вдруг, совершенно неожиданно, по его телу прошла дрожь, Гарри закричал. Он еще раз вошел в нее и замер, накрыв своим телом, уткнувшись лицом в ее шею.
Она погладила его могучую спину и шелковистые волосы. Когда он поцеловал ее и прошептал ее имя, Эмма ощутила приступ неизъяснимой нежности, которого не испытывала никогда в жизни.
Она стала падшей женщиной, но никаких сожалений по этому поводу у нее не было. Ни сожалений, ни стыда. Только перехлестывающее через край счастье, расцветающее в груди экзотическим цветком, жадно тянущимся к солнцу. Именно на это она и надеялась, спеша сюда сегодня. Счастье быть живой, чувствовать себя желанной и красивой. Да, она теперь падшая женщина. Эмма засмеялась в голос. Какое чудо!
Глава 19
Роман – вещь головокружительная. Он заставляет человека смеяться без причин. По-моему, в этом нет ничего дурного.
Миссис Бартлби «Соушл газетт», 1893 г.– Эмма? – Гарри пораженно поднял голову, услышав ее смех. Уж чего-чего, а смеха он никак не ожидал. Волны наслаждения стихли, и на их место начала потихоньку вползать реальность. В душу прокрались мрачные предчувствия. Исходя из своего опыта общения с девственницей, он ожидал слез, обвинений, по крайней мере сожалений. Прямо противоположная реакция Эммы стала для него сюрпризом. Он приподнялся на локтях и посмотрел в ее раскрасневшееся довольное личико.
– Почему ты смеешься?
– Сама не знаю. Просто счастлива.
Она улыбалась ему так, будто он преподнес ей небеса в подарок. По телу прошла волна облегчения, Облегчения и удовлетворения. Эмма снова рассмеялась.
– Ты похож на опереточного пирата, – сказала она. – Как будто только что захватил корабль, разорил его и насладился плодами злодеяния.
– Очень удачное описание. – Гарри расплылся в улыбке. Ему и впрямь понравилось это сравнение, понравилось, что именно она произнесла его. – И точное. – Он поцеловал ее и поднялся.
– О! – ошеломленно выдохнула она, когда он вынул пенис. Гарри перекатился на спину и постарался побыстрее избавиться от презерватива, но она заметила. – Что это такое?
Гарри сжал в кулаке кусочек резины, считая, что использованный презерватив не слишком приятное зрелище, особенно со следами девственной крови. Но он не оставил без внимания ее вопрос, пошарил у кровати, отыскивая красный бархатный прямоугольник, и протянул ей. Она открыла конвертик, вытащила сплющенное средство предохранения и осмотрела его.
– Для чего это?
– Чтобы ты не забеременела. Это называется презерватив.
– О! – вырвалось у нее. – О-о-о! Кровь бросилась ей в лицо. Эмма убрала презерватив, вернула Гарри конвертики, опустила голову, злясь на себя. – Гарри бросил конвертик на пол. Тетя никогда не объясняла тебе, как делаются дети, да? – Эмма покачала головой, и у него в груди вспыхнула искра гнева.
– Боже, ну почему люди не могут поговорить со своими детьми о таких вещах? – Он откинулся на подушку и уставился в потолок.
– А твой отец рассказывал тебе? – спросила она. – О да, конечно. В день свадьбы.
